Бу-Юрган китабы. Глава 11. Как Сююмбика служила кану Кул-Ашрафу
Ядкар был очень тронут моим приездом, по достоинству оценив мое доверие к нему. Узнав о моем желании отказаться от титула казанского сеида, взятого в чрезвычайных обстоятельствах в целях подчинения Сафы Чаллам, он сказал мне: «Я оставляю тебе этот титул, ибо решил оставить за собой лишь титул «менла…» Он согласился удовлетворить мою просьбу и велел мне же утвердить Сююнбику с сыном на трон казанских улугбеков…
283
В 1542 году Сююмбика попросила кара-муслима Искандера нарисовать меня с ней, дочерью и ее воспитательницей -~ вдовой Аталыка Халимой. Искандер, рисовавший до своего пленения лики христианских богов, помолился и нарисовал нас так чудно, что я уговорил его нарисовать такую же картину для меня. После утверждения Сююнбики он нарисовал по ее заказу для Кул-Ашрафа Ханский Двор с воинами на стене и над ним — Бараджа, месяц и звезды. Среди звезд я сделал такую надпись:
Пусть ведает наш менла и кан Ядкар,
Что храбрые газии Шахри Газана
Во главе с ханом, уланами и мирзами
Без всякого сомнения
Отдадут свои жизни
И жизни своих жен и детей
За то, чтобы незыблемы были на земле
Булгарская Держава — оплот ислама,
Шахри Газан — оплот Булгара,
Законы и обычаи булгарских мусульман…
Она сама вместе со мной отправилась в Черемшан, чтобы поблагодарить Ядкара за честь, ей оказанную. Мы застали менлу в Алабуге, где он проводил праздничное моление… Обычно сдержанный в проявлении своих чувств Кул-Ашраф, получив ее подарок — рисунок Искандера с моими стихами — пришел в сильнейшее волнение и спросил о ее пожеланиях. Бика на это сказала, что все ее мечты сбылись и она молит кана лишь о прощении Ак-Балыка. Это прощение менла дал незамедлительно, и салчибашы тут же явился в Алабугу и принес повинную… На его корабле Ядкар вместе с нами переправился в Яр Чаллы, где освятил построенную сыном инала Васыла Атна-беком мечеть. Ее в народе так и стали называть «Атна-джамиг»… Потом мы отправились в столицу. А Казань — любимейший мой город, поэтому я позволю себе здесь прервать повествование для краткого описания ее…
В ней выделяются три крупные части: Шахри Газан — это то, что с времени Азана составляло единую крепость на Богылтау, а так же внутренние и внешние балики один краше другого…
А в казанской стене имеются такие башни на Богылтау: Тюмэн, Кабак, Новая Чирмышская, Мир-Гали, Ханская, Ельбеген, Верхний Исбель. А все эти башни, кроме Тюмэнской, югарыкерманские. Прежде Кабакская и Верхнеисбельская башни соединялись стеной с башней Чирмыш или Старая Чирмышская посредине, за которой, вдоль нее, поперек всего Богылтау, ров Тазик. А ныне этот ров без надзора и полузасыпан…
284
А от Верхнего Исбеля стена идет вниз, к Нижнеисбельской башне, стоящей у подножия Богылтау. От этих ворот она идет к башням Левый Кавэс, Средний Кавэс и Правый Кавэс, от них — к башням Левой Арской, Средней Арской и Правой Арской, от них — к башне Кан у подножия Богылтау, от нее — к Верхнему Кану на Богылтау, от нее — к Верхней Ногайской на Богылтау, от нее — к Нижней Ногайской у подножия Богылтау, от нее — к башне Корым на правом берегу Булака. От этих ворот стена идет вдоль этого же берега Булака к Аталыковой башне, а от нее уже поднимается вновь на Богылтау к Тюмэнской башне.
Башня Су-Манара с двумя нижними каменными этажами стоит отдельно от стены, рядом с местом впадения Булака в Казан-су, и привязана к стене лишь частоколом. Внутри ее ключ и колесное приспособление для поднятия его воды на четвертый этаж этой башни, откуда она идет по трубам в Югары Керман. А для труб из башни в Югары Керман сделан подземный ход, по которому могут проходить и люди. Большое колесо устройства вращается лошадью, ходящей по кругу внутри башни… А в верхней части башни, имеющей вид минарета, в ночное время разводят огонь для направления кораблей и лодок.
Огонь для кораблей также разводят на башнях кара-идельского острова Тазик, Биш-Балты, Таш~Кермана, Алабуга и на других, стоящих у рек. И все эти башни называются также «Корабельными Огнями»… А между башнями Су-Манара и Аталык находится урам Ташаяк, окруженный частоколом, примыкающим к стене. А тут, кроме всего прочего, мечеть «Туба», мунча… «Дайр», кабак купца Салиха, в честь которого одна из башен Югары Кермана названа «КабакСкой», и дом русских послов.
А на другом берегу Булака, против этого урама, устраивается с весны по осень каждого года ярмарка Ташаяк. Ее место не укреплено, и здесь несколько домов и кабаков с лавками и гостиницами… Между Ташаяком и местом против Корымских ворот располагается балик Кураиш с лошадиным базаром «Джилки», Сенным рынком и караван-сараем «Печен Йорты». А здесь всегда останавливаются преимущественно ногайцы и степные крымцы, почему и ближайшие к нему ворота называются Ногайскими и Крымскими. Здесь из примечательного, помимо уже указанного, имеются мечети «Утыз», «Басма» и «Джилки». Балик обнесен валом и деревянной стеной, расположенной перед ним…
285
А в Югары Кермане — Ханский Двор, примыкающий к Ханской башне, дворец Hyp-Гали… Здесь же, возле башни Мир-Гали, располагается мечеть Мир-Гали, а рядом с ней — усыпальница хана Мохаммед-Амина Иджима. Перед Ханским Двором — небольшой Райский сад, за ним — площадь, а за ней — большая мечеть «Мохаммед-Алам» или «Кул-Ашраф».
Она — двухъярусная и восьмиминаретная. Нижний ярус ее с двумя этажами — квадратный по форме, верхний, с одним этажом — восьмиугольный. А верхний ярус завершается красивым куполом в виде булгарского венца. По углам нижнего яруса расположены одноэтажные и многоугольные пристрой с красивыми нишами, из крыш которых поднимаются четыре больших минарета… А по четырем сторонам второго яруса также расположены четыре маленьких минарета, не примыкающие к ним и не перекрываемые большими минаретами. Высота их — до половины купола, а большие минареты выше купола на высоту малых минаретов. На наконечниках шпилей купола и минаретов — серебряные «луки» или»месяцы»концами вверх, как на боевых знаменах*. Поэтому мечеть, первоначально названную «Аль-Мохаммед», стали в народе именовать «Мохаммед-Алам». С 1524 года, когда сеид Ядкар преобразовал медресе мечети в дом наук, ее стали называть также и «Кул-Ашраф». А дом наук в братстве называли также «Мектеби Гирфан»… А она Похожа на эмирский дворец Бол тара — «Казый Йорты», но превышает его по размерам и украшена несравненно более изысканно. Ее восемь минаретов напоминают о восьми провинциях Булгарского государства, купол — о власти сеида, месяцы — о всевластии Всевышнего… Если стоять на площади лицом к этой мечети, то слева будет красивая двухэтажная гостиница с галереей для шакирдов дома наук «Мохаммед-Аламия», справа — Сеидов Двор, обнесенный, как и Ханский, красивой каменной оградой.
А в Сеидовом Дворе располагаются, помимо прочего, мечети «Габдель-Мумин» и «Полли». А «Гюлли» была построена позднее —так, что ее стена стала частью ограды, а один из двух минаретов мечети «Габдель-Мумина» — ее минаретом… Сююмбика-хатын велела построить для нее свой минарет за чертой ограды, но дело это еще не кончено так же, как и со строительством Ханской мечети у башни Ельбеген…
* На полях рукописи имеются сделанные Петром Карашевым рисунок мечети «Кул-Ашраф» и запись о ней: «Высота больших минаретов — до половины главного купола, и они выше куполов малых на высоту малых минаретов».
286
А за мечетью «Мохаммед-Алам», перед рвом Тазик, располагается небольшая мечеть «Дан» или «Чирмыш-Дан». Минаретом ей служит Старая Чирмышская трехэтажная башня Югары Кермана. А возле башни Верхний Исбель — мечеть небольшого кладбища с усыпальницей святого Исбеля…
А в ураме Тюмэн, между рвами Тазик и Улуг, вначале располагался городской магистрат «Тюмэн», названный так еще при Габдель-Мумине — по числу посадских дворов. Потом же, по просьбе Мохаммед-Амина, сеид разрешил перенести «Тюмэн Йорты» на новое место — в Саинов урам, между рвами Улуг и Саин, а в старом «Тюмэне» разместили части правления Казанского иля — Саин Йорты. Кроме этого, здесь находятся мечеть «Ташбаш» и старое городское кладбище.
В Саиновом ураме, кроме «Тюмэна», размещается Чирмышский Двор, который раньше был в Югары Кермане возле старой Чирмыш-ской башни. «Чирмыш Йорты» ведает делами защиты города и сеи-довских кавэсцев, которые проживают с семьями в балике «Кавэс» у Кавэсских башен и в Эчке-Казане. Здесь же — мечети «Саин» и «Чирмыш»…
За Саиновым рвом располагается Бухарский урам с «Бухар Йорты», в котором, помимо прочего, большая Бухарская мечеть, управление торговыми делами всей державы «Тазик Йорты», два караван-сарая: один — для румских и крымских купцов, а другой — для всех прочих мусульманских купцов. Этот двор также имеет ограду. Вне его — несколько дворов знатных булгарски); беков и хозяев. Кроме «Бухарской» здесь имеются мечети «Калган», «Тегин», «Исмаилдан», «Улан».
Под Богылтау, с противоположной от Булака стороны, располагаются внутренние балики города…
В балике «Кавэс», помимо прочего — мечети «Кавэс», «Арслан-Гали», «Искандер» и «Туп».
Вокруг озер Акби-кюль, Карга-кюль и Багча-кюль — балик «Акбикюль». Здесь, на озере Карга-кюль — две каменные бани — «Айдар-мунча» и «Алтын-мунча». А озера соединены каналами с предстенными рвами и с Кабан-кюлем — с одной стороны, и с Казан-су — с другой. Среди мечетей выделяются «Кюль», «Кызыл», «Алтын», «Кук», «Багча», «Сары», построенная на пожертвования Бачмана, «Айдар», возведенная, как и «Айдар-мунча», на средства бека Айдара…
А к Левой Арской башне примыкает балик Кара-Муслим, иначе называемый Русским, ибо здесь живут кара-муслимы — русские, принявшие ислам, и их потомки… А их вначале селили за стеной, на берегу Казан-су, но после того, как они отбили попытку Джурги высадиться в том месте, Габдель-Мумин позволил им заселить этот балик. А прежнее место они стали называть «Старым Городом»…
287
Среди кара-муслимов немало хороших кузнецов, оружейников, гончаров, корабелов и они очень добродушны и сильны, и характером похожи на природных булгар. Они чистоплотны, в отличие от неверных, и очень опрятны. В их балике — мечети «Кан-Буляк», «Каен», «Ак-Каен», «Кудук», «Хызыр-Ильяс». У них есть свое управление по делам всех булгар урусского происхождения — «Кара-Муслим Йорты», которое занимается также вопросами выкупа урусских пленников. А тот из пленных, кто захочет вступить в кара-муслимскую общину, выкупается и принимает ислам. Всего казанских кара-муслимов сейчас насчитывают три тысячи, а всех булгар-кара-муслимов — 30 тысяч…
К Арским воротам примыкает Арский балик, где большинство составляют потомки переселенцев из Болгара. А здесь, помимо прочего — мечети «Тимер» *, «Бакыр», «Барынджар», «Сувар», «Куба», «Хорезм» — как в Болгаре…
У Кабан-кюля находится балик Касим, состоящий из пяти ура-мов: «Касим», «Гурджи», «Джукетау», «Амет» и «Султан». А в «Касиме» — мечеть «Касим», в «Джукетау» — мечети «Кабан» и «Имэн», а в «Амете» — мечеть «Боян», в «Султане» — мечеть «Султан». Всего же в городе 82 мечети.
В «Гурджи» — церковь «Джурги». Здесь живут преимущественно потомки болгарских гурджийцев, и церковь свою они называют так же, как там — в честь Лачына Хисами. Дальше всех посадов от стены «.находится балик Биш-Балта. Между ним и внутренним городом, которого он старше на сто лет, — Козий луг, а рядом с ним — большой Ягодный лес. К нему подходят только наши суда. Иноземные ставятся на стоянку у острова Тазик, а грузы с них на казанский берег перевозят на лодках за соответствующую плату бишбал-тинцы. Они же перевозят грузы из Биш-Балты к крепости на лодках и возах.
Между пристанью и баликом небольшая роща, скрывающая его. Измученные набегами неверных, бишбалтинцы разрешили поставить прямо за частоколом посада небольшую деревянную церковь с пятью куполками. Рядом было устроено русское христианское кладбище. Правда, звонить церкви разрешалось только в случае нападения врагов. С той поры русские во время своих набегов не трогали балик. Бишбалтинцев не раз спрашивали, как это они дошли до этого. На это бишбалтинцы, славящиеся своим острым языком, отвечали: «Лучше пускай звенит, чем горит». Входили они в свой балик с противоположной от церкви стороны, дабы не было греха.
* На полях — запись П. Карашева: «Тимер Капка».
288
При мне попом служил Шимбай, до него — его отец Джабраил, до него — его дед Барыс, сдавшийся вместе с Айдаром. А Барыс был истым звонарем, как и его потомки, которые обучались этому во время нападений урусов. Они звонили так, что иногда неверные в изумлении останавливались у балика и их нападение утрачивало внезапность. Этот звон тревоги отлично различали чирмыши в караулах, и воины успевали изготовиться к отражению приступов неприятеля…
В балике была раньше одна мечеть — «Баллы». Но после того, как построили пятикупольную церковь, возревновавший баликбашы Кама-Якуб возвел большую пятиминаретную мечеть «Юсуф». Бишбалтинцы называли ее, однако, по-своему — «Биш-Бармаю»…
В тот год улубий Исмаил вломился в пределы Державы и выбил брата Юсуфа из Каргалы, где тому разрешили летовать. Атна с двумя тысячами джигитов немедленно отправился на место происшествия и выбил Исмаила вон, став известным под прозвищем Каргалый. При этом бек ради Сююмбики пощадил ногайцев и позволил им уйти за Джаик, хотя мог бы положить их всех. Сююмбика, узнав об этом, подарила ему… тафсир Корана, а его жене — свои украшения… А Ак~Балык, счастливый добытым ему прощением менлы, построил для нее чудесный корабль… со стеклянным домиком -посредине, из которого она могла смотреть во все четыре стороны…
На кораблях салчибашы мы вернулись в Казань, где Сююмбику ожидало тяжелое правление илем. Несмотря на то, что Ядкар назначил Кучака сардаром казанского алая, 5 тысяч крымских и азакских юлдашей не вернулось на службу кану и ушло в Алат. Благодаря этому силы «бетле татар» увеличились до 15 тысяч, и они еще более укрепились в надежде овладеть Казанским илем при помощи урусов и после этого получить бальшское подданство и вотчины. Эти неверные кыпчаки, предводительствуемые глупым, но весьма честолюбивым Маметом, овладели севером Горной Булгарии и предложили Исламу союз против Галикая. Игенчеи-повстанцы только отягощали симбирского улугбека, не принося ему никакого дохода, поэтому Ислам охотно вошел в сговор с татарскими мятежниками и вместе с ними вытеснил Галикая из Горной Булгарии. Мамыш-Бирде помог повстанцам переправиться на левый берег Кара-Идели, предполагая в будущем использовать их в своих целях… «Бетле татар» охватил ужас, но Мамет, по совету Камая-мур-зы, издал фирман об уничтожении казанчиевских вотчин в Арском иле и о передаче их игенчеям, и Галикай устремился к Эчке-Казану мимо Алата. Повстанцы опять заняли Арчу и надолго сковали арских казанчиев…
289
Получив господство в Казанском иле, алатцы заняли вотчины Япанчи, Бибарыса и других враждебных им казанчиев и, наконец, осадили Казань. Предводительствовал силами Мамета сын Шехид-Улана Кильдибек, уже мнивший себя первым русским бояром… Когда гнусная толпа «бетле татар» появилась в виду города, «Тюмэн Йорты» зашатался и обнаружил желание сдать город мятежникам. Тысяча казанских стрельцов и три тысячи крымских юлдашей, высланных навстречу алатским ворам, были разбиты вследствие измены их военачальника Ак-Мохаммеда и двух сыновей Кучака…
Все стрельцы были убиты либо в бою, либо в плену, а юлдаши перешли на сторону «бетле татар». Мы остались лишь с тысячью черемшанцев бека Мохаммеда, тысячью юлдашей улана Кучака и тремя тысячами кавэсцев. Растерянная Сююнбика пришла к воротам Сеидова Двора и пала перед ними ниц… Я, выйдя, поднял ее и дал ей свое ходатайство о даровании воли и земли казанских казанчиев и мурз игенчеям и об уравнивании прав тазикбашцев и мелких хозяев. Воспрянувшая бика тут же велела издать свой указ от имени сына, начинавшийся словами: «Это слово казанского улугбека хана Утямыш-Гарая к своим верным казанским игенчеям и мелким хозяевам. До нас дошли известия о притеснениях, которыми измучили вас уланы и мурзы. И сеид Бу-Юрган подал нам свое ходатайство об освобождении вас от притеснений согласно законам святого сеида Мохаммед-Гали. И я решил — по ходатайству сеида и с разрешения менлы Кул-Ашрафа — пожаловать вас, верных моих: мелких хозяев — уравнением в правах с большими хозяевами, игенчеев же — свободой и землями притеснителей ваших и внесением в разряды согласно вашему выбору. Придите к нам — и вы получите от нас письменные указы об этом…»
Как я и ассчитывал, верные нам мелкие мастера быстро свергли тазикбашцев старого Магистрата и возглавили новый Тюмэн, а Галикай немедленно объявил себя нашим союзником и пошел к Казани, обрастая по пути толпами восстающих игенчеев — кара-чир-мышей и казанчиевских курмышей. Ему удалось занять крепость Биектау, и «бетле татар»ы принуждены были отодвинуться от Казани. Опасаясь удара арских казанчиев, освободившихся от присутствия значительной части повстанцев, алатцы вызвали на помощь русские войска. Они появились зимой, таща за собой огромные пушки. Их сделали для балынцев альманские мастера по образцу больших пушек Биктимера и его сыновей. Эти орудия могли стрелять ядрами по колено и в пояс взрослому человеку, и московский улубий Ибан по прозвищу Алаша надеялся с их помощью разбить казанскую посадскую стену… 130 тысяч русских двигались к Казани по льду Кара-Идели и Джунской дорогой, ободренные обещаниями алатских воров взять город «у робкой бабы» с первого же выстрела, как жалкую деревню… Мамыш-Бирде, верный менле, заставил балынцев несколько поколебаться в своей уверенности. Его 4 тысячи арских чирмышей с дикими воплями атаковали главный русский обоз, везший по льду самые большие пушки. 12 тысяч неверных были положены на месте в течение двух часов боя. Остальные, видя свое бедственное положение, проломили лед и утопили в реке свои пушки…
290
Однако алатцы уверили смущенного улубия в отсутствии у казанцев больших сил, и русские все же подошли к Казани и начали сильный обстрел города. Во время него у Большого Тараса Булак-ской стены погибли мои дорогие друзья — сын Сафы Гази-Гарай и крымский посол Арслан Челеби… Мать Гази — Суфия — была дочерью сестры анчийского «Бата»…, перешедшего на службу Державе, и одного из потомков последнего урусского бека Башту Дани-ля… Ее выкупили из плена в Багча-Болгаре наши послы, среди которых оказался ее двоюродный брат… Сафа, бывший тогда в Крыму, помог этому… Гази не испытывал никакого интереса к государственным делам, зато охотно выучился у меня стихосложению, а у Искандера — рисованию и помогал мне в описании Казани. Под влиянием моих рассказов, он захотел поехать послом в Персию — но только лишь за тем, чтобы совершенствоваться в стихосложении… Сафа подозревал умного сына в намерении захватить пост улугбека и, стремясь напугать его, казнил любимого им воспитателя Байбека… Во мне с каждым днем все сильнее звучат слова юного Гази, которые он посвятил памяти доброго старика, философа и любителя стихосложения Байбека:
Разве можно любить этот мир, зная,
Что ты его в свой час оставишь?
Лучше относиться к этой жизни, как к сну,
После которого, по воле Всевышнего,
Ты пробудишься для настоящей радости…
291
После обстрела, который, казалось, мог разбудить и мертвых, русские — с присущей им одержимостью — полезли на стены. Пленные балынцы потом рассказывали, что альманские юлдаши Алаши закрывали глаза, чтобы не видеть жуткой картины кровавого балынского приступа. Нашим 5 тысячам воинов пришлось очень трудно, а когда крымские юлдаши вдруг дрогнули и оставили неприятелю часть Арской стены, началась страшная паника. Сююнбика вбежала ко мне с ужасным криком о помощи, презрев все обычаи. Тогда я вышел к ней в воинских доспехах и словами о том, что мы защищаем в городе не себя, а свою исламскую веру, власть мен-лы и ее сына, привел в чувство. Потом я заставил ее одеть алпар-ские (рыцарские) доспехи, взять в руки саблю и казанский стяг и повел с собой к месту вражеского прорыва. На стене уже были русские, но кавэсцы и ополченцы, увидев нас, ободрились и сбили неверных с нее. Мы стали на ней, и были недвижимы даже тогда, когда урусы вновь полезли на стену и едва уже не хватали нас руками. Теперь, однако, в народе не было уже смятения. Многие жены и дочери мелких хозяев и кавэсцев облачились, по примеру бики, в доспехи, и вместе с отцами, братьями и мужьями бросились в схватку. В этот момент подошли черемшанцы Атны с примкнувшими к ним повстанцами и ударом из Арского леса заставили противника прекратить приступ. У нас пало полторы тысячи стрельцов и ополченцев, 300 черемшанцев, 500 крымцев и 2 тысячи простого люда. У неверных — 30 тысяч воинов. У Арской башни трупы балынцев лежали почти вровень со стеной на всем пространстве от стены до кабака купца Шахидуллы, бывшего перед мостом за рвом… Но неприятнее всего для Алаши было то, что 5 тысяч мо-джарских булгар из отряда Шах-Гали присоединились к Атне, удвоив его силы, и те, потеряв еще 15 тысяч пехотинцев, стали поспешно отходить. При этом их бегстве Атна не отставал от них ни на шаг и вынудил бросить или утопить все орудия. Обозы также достались неутомимым ярчаллынцам, вследствие чего 23 тысячи русских, ослабевших от голода, ран и болезней, были брошены своими по пути и замерзли…
А победа эта была в науруз, или каргатуй, как называют его в простом народе, и дети и взрослые, видя уход русских, в восторге взбегали на стену и кричали и размахивали руками в подражание грачам…
292
В этот праздник на майданах разжигали костры и на них в котлах варили ячменную кашу и мясо. Вечером молодые заключали сговоры, и парень — в знак своего согласия — съедал мясо, а девушка — кашу. Утром девушка, если она не передумала, также съедала мясо… Готовили также и пиво, и мед, и молодые при встрече с родными и знакомыми и при обходе их домов исполняли песни с пожеланиями счастья в новом году. Хозяева при этом должны были давать подарки детям и молодежи, ибо жадничавших в этот день ждали в будущем всевозможные бедствия… А то же происходило и в праздник нардуган, который завершался тем, что люди толпой выходили на место Старого Города и строили здесь из снега и льда стену. На майдан, окруженный этой стеной и называемый «Городом», ставили выборного «царя» с куклой «царя» и его «джур» и штурмом брали «крепость». При этом задорно бились — но только кулаками и без злобы, так что бывали лишь ушибы… Завоеватели «Города» добирались сквозь ряды «джур» до «царя», выхватывали из его рук куклу и торжественно вешали ее на высоком дереве или столбе с криками: «Твой срок окончился!» […] Затем все избирали нового «царя» и говорили ему: «Наше царство вольное, и царя мы избираем сами по своей воле, и вольны служить ему или нет, а в неволе жить мы не привыкли. А царство твое богато и прибыльно, и доход твой большой — так не обижай сирот и вдов, не отнимай последнее у бедняков, будь добрым, справедливым и честным правителем — иначе разорвем тебя, как твой тронный ковер!» С этими словами присутствующие разрывали ковер на мелкие кусочки и уносили с собой на счастье…
Говорят, раньше нечто подобное устраивали и в джиен, но наставники добились от правоверных переноса этого игрища во вторую часть нардугана, не связанную со всеобщим молением…
Так на науруз закончилась эта война, которую люди поэтому стали называть «Наурузской»…
После ухода русских «бетле татар»ы вновь бежали в Алат, и наши, ослабленные потерями войска, не смогли тогда преследовать их. Только Галикай устремился во след, побил с 5 тысяч казанчиев, юлдашей и мурз и победоносно переправился через Кара-Идель на Горную сторону. Взбодренные этим сербийские курмыши и арские кара-чирмыши, не говоря уже о наших язычниках, присоединились к нему, и война охватила всю Горную Булгарию от Саратау до, Тау-Кермана…
В 1551 году, доведенный до отчаяния Исмаил написал менле, что если его войска не подавят восстание, то он принужден будет искать защиты в Алате. Положение Ядкара было затруднительным. С одной стороны, он симпатизировал Галикаю, желал игенчеям победы над своими мучителями и установления в трех западных илях Булгара добрых черемшанских порядков. С другой стороны, он не желал отталкивать от себя и казанчиев, ибо без их поддержки Казань стала бы добычей русских. Это показали весенние события, когда симбирцы присоединились к алатцам и позволили неверным сжечь часть внешних баликов Казани и построить на Кара-Идели, на месте нашего балика Чуртан, свою крепость. Эта «Щука» с 20-тысячным войском кяфиров стала угрожать нам, «пескарям», сдавливаемым, помимо этого, осадой алатских воров и возобновившейся войной с новыми ногайцами Исмаила. Русским удалось отколоть сербийских повстанцев от Галикая, пообещав им свободу. В подтверждение этого Алаша написал соответствующую грамоту, в которой назвал сербийцевсубашским народом — «чувашским» по-русски, а воеводы крепости дали им некоторую сумму балынских денег. Обрадованные сербийцы всем народом отошли от Галикая, и тому, оказавшемуся между Чуртаном, чувашами и казанчиями Сим-бира, пришлось уйти на левый берег Кара-Идели и снова окопаться в Новой Арче.
293
Ко всем бедам, обрушившимся на нашу голову, прибавилась гибель флота. Вечно колеблющийся Ак-Балык поддался лести алатских воров из страха оказаться жертвой ашрафидской междоусобицы и согласился не мешать русским при условии их ненападения на его салчиев. Однако русский флот, подойдя к Тазикскому острову и Биш-Балте, первым делом вероломно захватил и потопил неготовые к бою булгарские корабли. Сам Ак-Балык при этом уцелел, но был захвачен несколькими спасшимися салчиями и утоплен ими… Благодаря этому вероломному разгрому русский флот стал господствовать на реках Державы и подавлять все попытки наших создать сколько-нибудь значительную флотилию…
Медлить больше было нельзя и не имело смысла, поэтому Ядкар приказал Сююнбике вместе с сыном покинуть Казань и ввел в Казанском иле прямое канское правление. Наместником своим менла назначил преданного ему Кучака… Сююнбика отказалась подчиниться приказу кана и была взята Кучаком под стражу. В Казань направился с 8-тысячным черемшанским войском Ядкара Япанча, но на пути был внезапно атакован и разбит Галикаем и примкнувшим к нему — с тысячным отрядом — Бибарысом. В этой стычке упал с коня и был напрасно растоптан престарелый башкортский улугбек — сын Саид-Ахмеда Бегиш. Ногайский улубий Исмаил тут же захватил провинцию Башкорт, изгнав из этого иля сына Бегиша Альзям-Бирде. Попытка Ядкара укрепить свое положение в Казани, таким образом, была сорвана, и ободрившиеся алатцы опять двинулись к городу. Их усилие было подкреплено балынским отрядом из 300 русских и 700 чувашей. Мятежники стали тремя станами на Козьем лугу, но Кучак ночью вытащил из Шахри Газана несколько легких пушек и на рассвете ударил из них по ним. Враг в ужасе бросился бежать, но ускользнуть удалось лишь конным алатцам. Русские и чувашские пехотинцы бежали медленнее и все были растоптаны Мохаммедом… После этого из Биектау к Казани устремились Галикай с Бибарысом, вздумавшие освободить Сююнбику с сыном. Беднота, любившая свою заступи и цу-бику и называвшая ее Сююмбикой, открыла ворота внутренних посадов и вместе с вошедшими в город повстанцами бросилась в Шахри Газан. Будиш не решился ударить по ним из орудий, и повстанцы прорвались к месту заключения Сююнбики — Ханскому Двору. Я, удалившийся в знак недовольства арестом бики в тюрбэ отца, слышал уже торжествующие крики игенчеев совсем рядом. Но не знавший чувства страха Кучак хладнокровно велел Байгаре стрелять из пушек, поставленных в воротах двора, и их ядра заставили повстанцев очистить город. Встревоженные этим нашествием Кучак и Мохам-мед донесли Ядкару о бедственном положении Казани, и менла велел Кучаку вывезти из города семью хана, меня и все ценности…
294
Мамыш-Бирде устроил собственное притворное наступление на Казань, чтобы сдержать новое наступление алатских воров, и благодаря этому прикрытию Мохаммед благополучно выехал с обозом ценных вещей в Корым-Чаллы. Кучак двинулся следом, когда уже алатцы, раскусив хитрость Мамыш-Бирде, прорвались сквозь ряды его чирмышей к Козьему лугу… Я сказал улану, что вывозить ханскую семью из города в такой обстановке рискованно и что если он попытается сделать это, то я призову на помощь казанский люд. Беднота уже собиралась толпами и -засыпала упреками, оскорблениями и угрозами уходящие канские отряды. Кучаку вовсе не хотелось напрасно создавать себе препятствие, и он, махнув на нас рукой, стремительно выехал за Мохаммедом…
295
