كتاب بو يورغان. الفصل 2
في 1359 году Мир-Махмуд умер, и эмиром стал его сын Азан-Хасан. Чаллы-Мохаммед, бек Черемшана, отказался ему повиноваться. Тогда во главе ногайцев стоял Мурза-Тимур, сестра которого была любимой наложницей кыпчакского хана. Пользуясь своим положением, Мурза-Тимур потребовал от Чаллы-Мохаммеда удвоить ногайскую часть кыпчакской дани с Черемшана. Когда бек отказался, сославшись на уход людей, бий вероломно ворвался в Джукетау и предложил укрывшемуся в Чаллах Чаллы-Мохаммеду выкупить захваченных жителей города. В противном случае Татарин угрожал прикончить всех взятых. Ашрафиду ничего более не оставалось, как согласиться, ибо в числе пленных была и тысяча его воинов, которым сам бек перед бегством за Агидель велел сдаться без боя в случае кыпчакского приступа. В момент начала выкупа на город напали галиджийцы Васыла, которых вызвал на помощь — именем хана Хызыра — сам Мурза-Тимур, ожидавший сопротивления защитников Джукетау. Татары, бывшие в цитадели, тут же бежали в степь, и сам Мурза-Тимур при этом был ранен в ногу и охромел. Его поэтому стали звать Аксак-Тимур. Неверные, не встречая сопротивления, разгромили и разграбили город и перерезали всех, бывших в нем. Говорят, там было убито 25 тысяч булгар, и эта позорная сдача Джукетау надолго подорвала власть и престиж Ашрафидов. Разгневанные бесславной гибелью джукетауских воинов черемшанские казаки объявили о переходе на службу Азановичам, и в Черемшане утвердились наместники Азана…
Казань в эти годы быстро превратилась — — за счет переселенцев — в огромный город. Когда в Казань переселилось большинство жителей Болгара, эмир распорядился, чтобы новой столице придали подобающий вид. В два года строители и 30 тысяч кара-чирмышей возвели новые стены на Богылтау и соединили ими прежние укрепления в одну крепость. Расширенный Югары Керман стали называть также “Шахри-Газан”…
При этом для выравнивания холма на него было насыпано немало земли…
Камень же был привезен из Болгара, где он в большом количестве уже не был нужен…
После этого Калган превратили в караван-сарай, который стали называть Бухар Йорты, и только Югары Керман сохранил свое старое название, хотя получил и новое…
В результате этого Казань приобрела внешность прекрасного и мощного города, особенно со стороны Булака, откуда были видны семь пролетов и восемь башен крепостной стены…
Народ сохранил об этом событии такой бейт:
Мэдех идэек Азанны,
Бина кыйлды Газанны…
210
Правда, когда большинство жителей Казани составили переселенцы из Великого Булгара, то они попросили эмира переименовать Казань в Болгар и сделать ее столицей Державы. Азан исполнил эти просьбы и пожаловал Казани имя “Болгар аль-Джадид” (“Новый Болгар”). При этом Казань называли также и “Болгар”, а Болгар — “Улуг Болгар” (“Великий Болгар”)…
После этого Мурза-Тимур подговорил брата своей жены Тагая совместно напасть на Самар. Чура-Коч еще в мор переселил половину самарских булгар на Симбирскую сторону, но край был еще цветущим. Когда Тагай спросил, что будет с ними, если это дело дойдет до хана, Мурза-Тимур рассмеялся и ответил: “Хан наш — блаженный, а его советники — мои большие друзья. Им тоже перепадет от нас. А нападем мы будто бы за то, что самарцы захватывают выпасы на Хонтурче и не платят пошлины за проход. Если самарцы скажут, что этого не было — никто не поверит, ибо даруга хана Науруза в Болгаре — хан Габдулла — наш человек”.
Два разбойника ночью пробрались к Камыш-Самару и на заре атаковали округ. Однако Чура-Коч имел на этот случай ряд скрытых и обширных убежищ, куда под защиту его джур и казаков сбежались десятки тысяч жителей города и окрестностей. Булгары, покидая селения, из ненависти к татарам поджигали свои дома, а небольшие и подвижные отряды самарских казаков мешали ногайцам вытаскивать из уцелевших жилищ добро…
Черемшанские полевые казаки, увидев дым, быстро собрались под началом внука Лаиша, сына Юсуфа Кашанского Сабана и в числе двух тысяч врезались в пятнадцатитысячную кыпчакскую толпу. Благодаря этой поддержке, Чура-Коч смог перевезти многих кинельцев на Симбирскую сторону, прикрытую с юга старыми, но еще внушительными защитными валами. Потеряв три тысячи татар, оба разбойника не получили ничего и с рычанием устремились на Болгар.
Кермекцы сына Адама Гарафа, узрев разбойников, послали гонца в Великий Болгар и, не раздумывая, по-казацки, преградили дорогу татарам. Залпы стрелков-пехотинцев, прикрытых возами, повалили самых горячих кыпчаков. Задние стали обтекать препятствие, но встретились с конными казаками, почитавшими смерть в бою за высшее счастье. Тогда Мурза-Тимур, оставив Тагая с двумя тысячами разбойников связывать кермекскую тысячу, устремился дальше -по другой дороге. У Кюхри он наткнулся на высланный навстречу отряд Азана. Казанчии с ополченцами — ”тимер укчылар” — числом до полутора тысяч — приступили к делу также хладнокровно как и кермекцы…
211
Мурза-Тимур, визжа от ярости, отступил к Нукрату. Туда к нему прибежал и Тагай, которому едва удалось спастись от кермекцев с половиной своих. У обоих оставалось 10 тысяч бойцов, но уверенность покинула их. Внезапно кыпчакский разъезд захватил Габдуллу, бежавшего из Болгара при приближении биев. Он отказался говорить с разбойниками, но бывшие с ним рассказали об отъезде из города последних жителей. Ободренные кыпчаки бросились к Болгару и обнаружили в нем лишь 500 эльхумовцев, преподавателей медресе и добровольцев из горожан и шакирдов, горевших желанием отправить в ад проклятых татар и заслужить прощение и милость Всевышнего за смерть при защите оплота ислама. Кыпчаки полдня овладевали стеной, пока, наконец, последний защитник ее не был сражен. Вломившись в город, разбойники ничего в нем не обнаружили и в ярости изрубили на куски всех уцелевших, в том числе 36 наставников медресе. С ними ушел в прошлое обычай включать в надписи на намогильных памятниках хонские слова, ибо уцелевшие шейхи еще ранее отдали предпочтение “тюрки”. Последний защитник Великого Болгара — израненный дервиш Шила со словами “пусть все татары утонут в дерьме” плюнул в бороду Мурза-Тимура, после чего его душа преспокойно отлетела в мир вечности. Потом его тело погребли в Казани у Кавэсской башни, и ее стали называть также башней Шила. Раздосадованные ногайцы решили разгромить Великий Болгар. Но в это время в город ворвался сын Тагыла Булат, нанятый со своими кыргызами, оймеками и кара-калпаками на службу Азану и тут же направленный против татар. Новые ногайцы, побаивавшиеся кыргызов и старых ногайцев, бежали в свою Кипчакскую степь, а бек Булат был назначен улугбеком Великоболгарской провинции. В знак своей победы над Мурза-Тимуром Булат стал называть себя Булат-Тимуром. Габдулла был вырван беком из рук татар и, по его желанию, был с почестями отпущен в Кыпчак. После этого Азан открыто провозгласил Булгар свободным от влияния Кыпчака, отколовшегося от Кук-Орды, и союзником кук-ордынских кыргызских ханов. Кыпчакская дань была отменена, а четверть ее стала направляться на оплату службы Булат-Тимура и подарки кыргызским ханам…
Бек Чура-Коч вскоре расквитался с Тагаем. Когда тот захватил Мухшу, кисанцы попросили его помочь им. Вместе они перерезали шайку Тагая, после чего Чура-Коч ворвался с горячими симбирцами в Мухшу и дочиста ограбил ее, с лихвой вознаградив себя за потери. Его провинция после переселения из Камыш-Самара стала называться Симбирской, и Азан утвердил его в звании Симбирского улугбека…
Тагай же вскоре набрал новую шайку, с которой обосновался на реке Турсук. В 1367 году через эти места стал проходить Булат-Тимур, направляясь в набег на Джун за отказ тамошних беков платить дань эмиру за владение булгарскими землями. Тагай сообщил о Булат-Тимуре джунцам, и когда те атаковали улугбека после роспуска им отряда для грабежа, ударил улугбеку в спину. Несчастный Булат-Тимур попался Тагаю в плен, был отвезен разбойником в Сарай и казнен там за службу Булгару. Казнил улугбека уже не кыпчакский, а лишь сарайский хан, ибо тогда Кыпчак распался на несколько враждовавших между собой орд. Сарайский хан был рассержен на булгар за то, что они не пропустили в Великий Болгар его даругу и заявили устами Адама об отказе Булгара платить дань Кыпчаку…
Сын Булата — отчаянный Енейтек — собрал рассеявшихся после гибели отца кыргызов и вновь пришел на службу к Азану. Эмир, уже взявший себе титул кана, присвоил ему звание хана и дал в удел север Горной Булгарии (“Таулы Булгар”, “Джебельстан”). Дабы Енейтек не обижался, что его не поставили улугбеком Великого Болгара, Азан велел переименовать кара-идельский город Ташлы в Болгар. Кроме этого, охране хана был вверен Тау-Керман, переименованный после присвоения Казани имени Нового Болгара в Казан-Керман. Оставленный же Болгар стали называть пожалованным именем “Полистан”. Впрочем, люди все эти города часто называли и прежними именами…
В 1369 году глава Ширской орды улубий Мамай велел подчинившимся ему русским бекам заставить Булгар возобновить выплату дани Кыпчаку и утвердить там своего даругу — хана Мамед-Султана. Джунские беки вместе с послом Мамая двинулись к Казани и осадили ее, а замешкавшийся со сбором войска московский бек двинулся следом. У Кара-Идели Енейтек внезапно атаковал москвичей с тыла и уложил половину неверных. Другая половина в полном расстройстве добежала до Казани и своим видом вызвала невообразимую панику в лагере джунцев. Бек джунцев стал со всеми русскими поспешно отступать по старой Галиджийской дороге через Кукджак и потерял на этом пути все войско. Говорят, тогда на Новый Болгар ходило 80 тысяч неверных, и только черные ары убили 60 тысяч из них. Когда первая часть их явилась к эмиру с воткнутыми на пики головами урусов, Азан тут же перевел их в разряд ак-чирмышей и освободил от джизьи. Услышав об этом, остальные ары разделили головы неверных по одному на мужчину с целью получения привилегий большинством их народа и явились с ними в Казань. Эмир всех причислил к ак-чирмышам. И так 60 тысяч аров сделали ак-чирмышами и стали весь свой народ называть “чирмышами”.
213
212
Брат московского бека и 10 тысяч джунцев попали в этом деле в плен. Потрясенные случившимся московский-и джунский беки согласились платить Булгару дань и приняли булгарских даруг в обмен на пленных. Мамед-Султан сам сбежал во время сумятицы в Казань и был охотно принят на службу эмиром. Нрав у хана был мирный, и он радовался своей тихой жизни в казанском балике Джукетау — вдали от страшившей его орды Мамая…
В 1374 году джунский бек, поощряемый Мамаем, вновь отказался платить дань Булгару, и Азан послал на изменников бека Марджана. Марджан был потомком Якуба-Елаура. Его прадед Аю казаковал у реки Аю-су, почему и был прозван Аю. В 1311 году он получил смертельные раны возле своей крепости Аксубай, отбивая попытку кытайского племени монгытов захватить Черемшан. Тогда кытаи, пришедшие от границ Чина, сбили с Джаика старых ногайцев — кара-калпаков, и многие из них переселились в Черемшан и Башкорт, приняли ислам и стали булгарами. Поэтому кыргызы, запомнив это, называют булгар ногайцами. Другая часть каракалпаков бежала в кыргызские земли, где постепенно обосновалась на Туранском море. Кыпчакские кытаи, захватив часть Джаика, сели на шею оставшимся и прозвали себя ногайцами, ибо боялись, что их лишат этой земли. Будучи темными и ненасытными, монгыты вознамерились нанести ущерб Исламской Державе и захватить ее владения, но были наголову разбиты Аю-беком. К сожалению, доблестный бек, спаситель кара-калпаков, скончался в Аксубае от полученных ран. Его сын Хусаин также погиб при хане Узбеке, уничтожая кытайских биев, отказавшихся принять ислам. Отец Марджана, сын Хусаина Алмыш во время переселения вместе с людьми своего джиена получил землю на реке Ашыт. Он вместе со своим старшим сыном — братом Марджана получил тяжкие раны в одном сражении казанчиев с арскими субашами. Видя, что казанчии одолевают и угрожают субашам резней, Алмыш с сыном выехал на поле боя и попытался остановить казанчиев. Разъяренные казанчии набросились на них и в жестокой схватке изранили обоих. Многим субашам удалось, благодаря этой поддержке, сохранить жизнь, а благородный Алмыш с сыном простились с ней…
Марджан унаследовал от своих предков невероятную богатырскую силу, благородство и нелюбовь к напрасно проливаемой крови. Став богатейшим казанчием, он сохранил в отношениях со своими казаками дух подлинного товарищества, почему те готовы были очертя голову выполнять любой его приказ…
С ходу ворвавшись в Джун-Калу, Марджан захватил такую большую добычу, что пришлось посылать для вывоза ее эмирский флот. А в 1376 году уж джунцы и почему-то зимой двинулись на Казань, выполняя приказание Мамая. К ним пристали и москвичи, взявшие с собой низвергнутого эмирского даругу Гусмана. Гусман был сыном купца и суварбашы Салиха и легко управлялся в Москве с обязанностями даруги и торговлей бобрами и меховыми одеждами…
Москвичи (мэскэуле) с ходу бросились к казанским стенам, но наши ударили из неизвестных русским пушек, и неверные обратились в паничес кое бегство. Марджан стремительно вылетел из города со своими казаками и рубил москвичей до Ягодного леса. Джунцы, бывшие в лесу, с полным безразличием наблюдали за происходящим и только по приказу своего горячего бека схватились с приблизившими Марджаном. Видя, что выманить джунцев из леса не удастся, бей отошел в город. Следом за ним джунцы и остатки москвичей нехотно вновь приблизились к Казани. Однако очень скоро позади русских появились всадники Енейтека. Улугбек пошел было на Аю-су пожечь зимники тамошних беспокойных татар, но его успели повер нуть с дороги к столице. Семь тысяч урусских пехотинцев были окружены нашими и укрылись за своими возами, конница же неверных отошла к Биш-Балте и не давала Енейтеку раздавить осажденных. Конница была наполовину московской и отличалась неплохим боевыми качествами. Ее создал московский бек по образцу булгарской сразу после гибели русского войска в 1369 году…
Тем не менее, быть долго в таком положении русские не могли, и их воеводь вступили в торг с нашими, тоже не расположенными нести ненужные потери. Наши предложили, что русские заплатят за каждой пехотинца по ермаку, а неверные, соглашаясь на выкуп, отнимали от суммы две тысячи ермаков — по одному за каждого своегс погибшего. Наконец, наши приняли условия русских, и те привезли требуемую сумму из Джун-Калы. Енейтек открыл дорогу, и неверные стали отходить под прикрытием своей конницы. Жена Гусмана Сююмбика ехала на санях за своим сыном, бывшим среди москвичей. А они после вылазки Марджана хотели убить Гусмана, но воевода Джим-Тюряй не допустил убийства. Когда русские подошли к крепости Лачык-Уба, они отпустили Гусмана и Сатылмыша — нашего даругу в Джун-Кале и одновременно главного эмирского таможенника на Руси. Наши же отпустили взятых Марджаном русских воевод Аслана и Уджика. Сююмбика была так довольна спасением сына, что подарила Джим-Тюряю бобровую шубу. Из-за нее завидовавшие воеводе русские бояры прозвали его “Бобриным”.
214
215
Но едва наши ушли за Сура-су, как русская конница обрушилась на черных аров, мща за гибель своих в 1369 году. Она сожгла несколько арских аулов, но и сама несколько раз увязала в снегу и попадала в засады. Азан был оскорблен вероломством урусов и попросил кук-ордыиского хана Уруса — союзника эмира — помочь Булгару проучить неверных. Урус прислал своего младшего брата хана Арабшаха с 4 тысячами кыргызов, многие из которых были каракалпаками-минцами и рвались свести счеты также с кытайскими ногайцами. Придя в Великий Болгар, Арабшах совершил вместе с эмиром молитву в мечети “Исмаилдан” об успехе джихада, а потом уже приступил к самой войне с неверными. Первым делом он выжег самовольно устроенные стойбища монгытов по Самаре, а затем перешел в Буртас и очистил от татар эту область Державы. Чура-Коч с радостью помог хану обустроиться и, когда эмир приказал сформировать союзное войско, соединил с корпусом кыргызов отряд из полутора тысяч горячих симбирских джигитов во главе со своим сыном беком Аром (“Мордвином”). Марджан, которого после разгрома Джим-Тюряя стали звать Джим-Марджаном или “Шаймар-даном”, также не удержался и примкнул к булгаро-кыргызскому войску с 500 своих казаков и джур. Сам эмир дал союзному войску две тысяуи черемшанцев, которые решились кровью джихада отмыться от позора своих родителей, без боя сдавших Джукетау татарам, и этим заслужить право на новый переход из сословия кара-чирмышей в разряд ак-чирмышей. Кроме этого, Азан присоединил к войску тысячу казаков Енейтека во главе с сыном хана Сэбэрче, который восстановил под своим именем и возглавил крепость на левом берегу Сура-су. Все это 9-тысячное войско народ стал называть войском мюридов, ибо многие его бойцы называли себя мюридами. Мюриды, собравшись, изгнали вон с булгарской земли джунцев, проникших за Сура-су, а когда джунские и московские беки двинулись с 70 тысячами воинов к рубежам Державы, растоптали неверных на реке Исрек-су. Только одному русскому из десяти удалось тогда спастись. Вслед за этим мюриды разгромили джунские крепости между Саин-Иделыо и Сура-су и заставили джунских беков вновь уплачивать дань Булгару.
Кисанский бек вздумал было поддержать джунцев — и был после них также наказан. Мюриды погромили Кисан и заставили кисанцев возобновить выплату дани Симбиру. Но вскоре после этого Арабшах повстречался с купцами из Джалды, которую стали называть и Крымом. Те поведали хану о благоприятности их края для кочевья и выгодности службы алтынбашцам, и он решил уйти в Джалду. Напрасно Азай отговаривал его от этого шага, предлагая взамен совместный поход на Сарай и Дон. Арабшах проявил свойственное кыпчакам самомнение и двинулся со своими тремя тысячами кыргызов к Сакланскому морю через владения Мамая. Для прохода через Шир хан предварительно связался с улубием, но тот использовал переговоры для сговора с некоторыми кыргызскими биями…
Когда стали переправляться через реку, заговорщики плотно окружили хана и убили его несколькими кинжальными ударами. Один бий Шонкар, не пожелавший примкнуть к заговору, видел все это, но сдержал свое возмущение. Зато когда убийцы объявили кыргызам о нечаянной гибели хана в водах Шира и предложили перейти на службу Мамаю, этот бий выступил против. Народ раскололся: две тысячи ушли с Шонкаром, а всего тысяча последовала за заговорщиками.
Мамай тогда готовился к походу на выступившую против его власти Москву и был рад даже этой тысяче. Он тут же отправил кыргызских биев к Азану, и они передали ему следующую ложь: “Арабшах присоединился со всей ордой к Мамаю и посоветовал тебе прислать кыпчакскому улубию дань и отряд с туфангами для наказания московских бунтовщиков. В противном случае он пообещал напасть на тебя со всей ордой Мамая”. Эмира как молнией поразило это известие. Он тут же вызвал бека Сабана и велел ему идти на Шир для соединения .с Мамаем с двумя тысячами черемшанцев Чаллы-Мохаммеда, тысячью башкортов, буртасской тысячей Гарафа и тысячью кашанцев, а также с двумя туфангами Аса — ученика пушечного мастера Тауфика. Прощаясь с сардаром, эмир откровенно сказал ему: “Пусть лучше погибнете “вы, чем все государство”. Увидеть возвращение войска Азану не довелось, так как вскоре после ухода Сабана он умер. Эмиром стал его сын Би-Омар. А Сабан направился в Кыпчак и соединился с 80-тысячной ордой Мамая на развалинах старой крепости Хэлэк. Перед битвой наши захватили в поле русского воина, одетого в рясу папаза. Сабан хотел допросить его и отпустить, так как наши никогда не трогали никаких священников, но тут подъехал Мурза-Тимур и убил пленного копьем. Наши узнали этого разбойника, и Гараф тут же отправил его в ад таким же копейным ударом. Тут улубий, взяв в заложники Чаллы-Мохаммеда, велел атаковать 60 тысяч русских и 10 тысяч примкнувших к ним артанских всадников в неудобном для этого месте… Наши, наступая на правом крыле, быстро расстроили стрельбой из кара джея, а затем и растоптали 10 тысяч стоявших перед болотом русских пехотинцев. Дело было очень жарким. Под Гарафом убили лошадь, и он, уже пеший, взял *у убитого кара джея и поразил стрелой балынского бека. Потом оказалось, что это один из московских бояров оделся в одежду своего бека и стал впереди войска, дафы того не убили. А Сабан при этом все удивлялся тому, что не видит хорошей русской конницы. А она, оказывается, была поставлена в поскын (засаду) в лесу за болотом, и деревья в нем были подрублены для быстрого устройства завала в случае вражеского прорыва. И когда балынский бек увидел ‘гибель своего левого крыла, то в ужасе бросился скакать прочь со своими ближайшими боярами. А бывшие в засаде приняли его за татарина и свалили на него подрубленное дерево, но бек все же остался жив.
217
А наши, покончив с левым крылом русских, уперлись в болото и остановились. Мамай, наблюдавший за битвой с высокого холма позади войска, воспринял эту заминку за проявление трусости и велел своему лучшему монгытскому алаю подогнать наших ударом в спину. Сабан едва успел развернуться и встретить кытаев стрелами, а затем мечами, иначе бы его с ходу растоптали 20 тысяч степняков (кырагай).
В это время левое крыло мамаева войска, состоявшего из 10 тысяч крымцев и 7 тысяч анчийских казаков, рассекло правое крыло русских и боковым ударом расстроило балынский центр. Бий Бар-мак — единственный из ногайских биев, с которым наши ладили — был со своими против московского центра и тут же поднажал и погнал его. Когда он, преследуя неверных, оказался левее леса, воевода балынцев Адам-Тюряй вывел свою 20-тысячную конницу из засады и опрокинул его сокрушительным боковым ударом.
Увидев мгновенную и напрасную гибель большинства своих, Бармак развернул уцелевших и бросился прочь мимо остервенело бьющихся друг с другом булгар и монгытов Джинтель-бия. Крымцы и анчиицы бросились бежать в другую сторону… Пролетая мимо дерущихся, Бармак крикнул во всю мочь о полном разгроме и только это заставило всех позаботиться о спасении. Оставив Гарафа с его буртасцами сдерживать напор русских, Сабан стремительно повел остальных домой. Во время отступления, однако, многие наши опять сцепились с новыми ногайцами Джинтель-бия и отчаянно резались друг с другом на ходу… Гараф же удерживал напор балынцев столько, сколько это было возможно. Адам-Тюряй, увидев, что бьется против булгар, выдвинул против них свежих артанских всадников, а сам отправился с балынцами к холму. Мамай, завидев его, бежал…
Ас с двумя пушками, так и не выстрелившими ни разу, был брошен у холма. Русские хотели его прикончить, но Адам-Тюряй не дал и взял мастера с его туфангами в Москву. Ас научил балынцев делать пуиаки, которые они вначале называли по-нашему — «туфанга-ми>… А вообще-то в этом сражении балынцы и артанцы бились необычайно жестоко и не брали никого в плен. Когда Гараф расстрелял все свои стрелы и потерял уже шестого по счету коня, артанские
балынцы бека Астея окружили его и изрубили на куски. Потом тот же Астей настиг у Шира Чаллы-Мохаммеда и, когда бек нечаянно упал с лошади, растоптал его… Бек Сабан говорил, что потерял в этом несчастном побоище всего треть воинов, но это он, скорее всего, говорил о своих джурах. Потомки Гарафа рассказывали, что Сабан не потерял, а привел домой всего треть своего отряда. В пользу этого свидетельствует клятва Сабана: либо ему, либо его детям смыть эту обиду. А один из воинов Гарафа рассказал, что беку во сне накануне битвы явился святой Габдель-Халик, некогда убитый на этом месте кисанцами, и сказал ему: «Завтра войско булгар ждет большое несчастье — встань и уведи людей». На это Гараф ответил, что в его роду Амиров никто и никогда не отступал, и он не нарушит этого обычая. Тогда Габдель-Халик сказал, что в таком случае он будет убит, и так и случилось. А этот воин видел, как убили Гарафа, спокойно шагнувшего с мечом навстречу артанской лаве. Его самого ранили, но он, очнувшись ночью и уже без доспехов, i/ смог все же уйти…
Вскоре после Мамаевой войны разнеслась весть о прибытии в Кыпчак из Кук-Орды хана Тахтамыша. Хан Габдулла, которого улу-бий угрозами заставил служить себе и насильно удерживал в Сарае, бежал в Булгар и поступил на службу Би-Омару. Эмир назначил его улугбеком Великого Болгара. Вслед за этим прибыли послы Тахтамыша с предложением эмиру заключить союз с ханом, которое Би-Омар с радостью принял. Тахтамыш стал титуловаться ханом Кыпчакского и Булгарского союза (ханлыка), перестал вмешиваться в дела Булгара и брать с Державы дань. Мамай попытался было помешать Тахтамышу переправиться через Идель, но Бармак перешел на сторону хана и улубий бежал в Джалду со своими биями-убийцами. Но в Крыму злодеев ожидала западня Шонкара, в которой они все лишились своих нечестивых голов. За это Тахтамыш дал Крыму, бывшему раньше лишь улусом Кыпчака, право удельного бейлика и назначил Шонкара первым крымским беком. Шонкар построил себе дворец в городе Багча-Болгар, склонил на службу к себе казаков и вместе с ними остановил продвижение артанцев и раздвинул пределы Джалды от Сулы до Шира…
218
219
В 1382 году московские беки потребовали от хана превращения Балына в союзника Кыпчака и уравнения его в правах с Булгаром, на что хан ответил отказом, ибо Москва не была исламским владением. Тогда балынцы подняли мятеж, и хан отправился подавлять его. Эмир дал в помощь хану — по его просьбе — трехтысячный отряд сына Гарафа бека Буртаса с тремя пушками мастера Раиля. Вначале Тахтамыш хотел взять Москву сам, но потерпел неудачу и стал отступать. В это время Буртас, узнав от пленных о бегстве балынского бека из Москвы и об оставлении им вместо себя своего родственника Астея, подъехал с тремя сотнями казаков к одной из башен города и стал осыпать Артанца оскорблениями. Большая часть его отряда расположилась в это время в засаде у города. Астей, видевший уход хана, решил лично расправиться с дерзким беком и выехал из Москвы с тысячью своих джур И казаков и 4 тысячами балынцев. Выехал коварно, с двух других ворот, чтобы отрезать Буртасу путь к отступлению. Буртас один чудом вырвался и погнал коня к месту засады. Астей и две тысячи неверных помчались за ним и в засаде были расстреляны пушками Раиля и поражены саблями и стрелами бахадиров. После этого наши казаки бросились к воротам, где две тысячи других неверных бились с тремя сотнями наших, и погнали врага в город. Раиль, подтащив пушки прямо ко рву, несколько раз выстрелил из них по бегущим в Москву обезумевшим толпам и по башне над воротами. После этого Буртас ворвался в ворота и захватил их. Посланный им гонец догнал уходившего в Сарай хана в одном из пригородных сел и новостью о захвате ворот заставил повернуть назад. Буртасу, однако, несколько часов пришлось жарко, ибо русские со всего города попытались отбить у него башню, и только пушки Раиля спасли его. Тахтамыш подоспел в тот момент, когда неверные прорвались уже к самой башне и в ярости били по пушкам саблями. Кук-ордынские кыргызы с ходу и с отчаянными криками ворвались в город через ворота Буртаса и, убив всех бывших на улицах, взяли его. Хан, однако, не позволил громить Москву за ее сопротивление Мамаю и, взыскав с балынских бояров лишь неуплаченную Кыпчаку и Булгару дань, покинул Русь.
Раиль все искал в Москве отца, пока не получил достоверное известие, что Аса вывезли из города вместе с самим былынским беком — настолько тот дорожил мастером. А русские не могли получать пригодный металл, и Ас принужден был в большинстве случаев делать русским пушки из дерева. Несколько таких были взяты в городе. Четыре из них достались Буртасу для эМира, а остальные взял себе хан. Напрасно Раиль предлагал Тахтамышу заменить деревянные пушки железными туфангами — хан предпочел деревянные.
Все эти пушки попали в руки Тимур-Шаху — эмиру Хорезма, когда он в 1395 году разбил Тахтамыша. Власть в Кыпчаке тогда перешла в руки Идегея, вероломно убившего Бармака и силой взявшего его жену. Говорят, его мать была женой незнатного бия, но Идегея она зачала от Мурза-Тимура, когда тот гостил у этого бия и получил ее от него на ночь — по кытайскому обычаю. И все ногайские бии знали об этом и не прерывали Идегея, когда он хвастливо причислял себя к кытайскому племени Мурза-Тимура ак-монгыт. А у него, если говорить о примечательном в нем, был маленький рост, коротенькие кривые ножки и рваное левое ухо, испорченное булгар-ской стрелой во время Мамаевой войны.
Тахтамыш не обратил внимания на это злодеяние, ибо купался в лучах своего могущества после усмирения Москвы. В благодарность за помощь в этом деле он выдал за Би-Омара свою дочь — прекрасную Гайшу, которая была образцом благочестия. Сам же хан был вначале очень самонадеян и полагался целиком на свои силы. Только потом, когда хан потерял Ногайскую орду, он понял всю тщету человеческих усилий, не поддерживаемых Всевышним, и совершил хадж в Великий Болгар и обошел положенное количество раз минарет «Эль-Хум»; У мавзолея кана Шамгуна он вдруг попросил зятя: «Если я буду призван к себе Всемогущим, то пусть здесь в память обо мне будет поставлен камень с надписью «Тюркмен Мохаммед» — ведь так звал меня отец. И пусть тот камень считается моей могилой даже в том случае, если тела моего под ним не будет. Что тело — оно лишь временно облекает бессмертную душу, а она после моей земной смерти пойдет на суд Всевышнего отсюда. Я имею на это посмертное право — ведь я при жизни был ханом Кыпчака и Булгара». Би-Омар вздрогнул, и досЛехи на нем — а все были в них по случаю тревожной обстановки — зазвенели. Тахтамыш заметил это и пояснил: «Прошлой ночью мне явился убитый Бармак, за смерть которого я своевременно не наказал собаку-Идегея и этим оттолкнул от себя верных мне черных ногайцев. И вот он мне сказал о том, что и я буду убит также вероломно и что остаток жизни я должен посвятить джихаду против татар и всех прочих неверных»…
Потерпев поражение от Тимур-Шаха, Тахтамыш бежал со всей семьей в Казань, но пробыл здесь недолго и в 1395 году ушел в Крым со своими кыргызами и отрядом булгарских казаков. По пути он взял кисанский город Ильяс, где останавливался некогда Джил-ки во время перехода в Булгар у своего тестя — башкортского бека Ильяса… Тогда же к Би-Омару прибежал джунский бек с жалобой на Москву, отобравшую у него его город. Так как джунец исправно выплачивал дань Булгару, а Москва с падением Тахтамыша вновь прекратила исполнять свои обязательства, эмир велел Енейтеку помочь обиженному. Хан, кряхтя, отправился отбирать Джун-Калу у балынцев. Он выполнил это без труда, но после взятия Джуна, по своему обыкновению, очистил город до нитки…
220
221
В 1396 году в Москву прибыли послы Идегея, передавшие приказ улубия вторгнуться в пределы Державы вместе с татарами для уничтожения родственников Тахтамыша, сокрушения столицы независимого Булгара и помощи ногайцам на агидельских переправах. Балынский бек, раздраженный набегом Енейтека, послал на «Болгар» свой флот с 8 тысячами воинов, 30 тысяч пехотинцев и прекрасную 12-тысячную конницу. Русские направились к своей цели — Казани, но Енейтек внезапным нападением на неверных у Буратской переправы заставил их изменить направление. Во время этого нападения на утренней заре хан, потеряв всего 60 всадников, вырубил 6 тысяч захваченных врасплох, во время сна, балынских пехотинцев. Балынский бек, узнав об этом, пришел в сильнейшее неистовство и велел своим выжечь всю Горную сторону. Русская конница вместе с уцелевшими пехотинцами развернулась и прямо от переправы двинулась в глубь Горной Булгарии. Вначале неверные, оттесняя своей конницей всадников хана, взяли и разорили f^y Чирмыш-Керман, где у Енейтека был пожалованный ему Азаном монетный двор. Затем русские разгромили славный Дэбэр-Казан и вторую ставку хана Ташлы-Болгар. Одновременно балынский флот атаковал Казань и, не решаясь штурмовать сам город, разорил его пригород Джукетау. В этом балике русские, потерявшие под его валом и частоколом две тысячи своих, изрубили на куски проживавшего в нем доброго и незлобивого хана Мохаммед-Султана со всеми его женами и детьми. Эмир не дал тогда разрешения на вылазку — он ожидал натиска на Казань основного русского войска и Ногайской орды. Его, однако, не последовало.
В своем ослеплении от ярости русские воеводы не заметили, что силы их быстро растаяли. Под Чирмыш-Керманом легли 2 тысячи всадников и 3 тысячи пехотинцев неверных, под Дэбэром — 4 тысячи всадников и 7 тысяч пехотинцев, под Ташлы-Болгаром, где Еней-теку стал уже помогать симбирский улугбек Ар-Худжа — сын Чура-Коча, — б тысяч всадников и 10 тысяч пехотинцев. После Ташлы-Болгарского побоища русские воеводы обнаружили, что их лучшая конница перестала существовать, и в ужасе поспешили к дожидавшимся их на Идели судам. Когда корабли перевезли к Великому Болгару 10 тысяч оставшихся пехотинцев, московский бек, бывший на одном из судов, осведомился, почему не перевозят конницу. В ответ воеводы, потупившись, сообщили о гибели всей конницы. Балынский бек не поверил своим ушам, ибо эта конница считалась основой русского могущества, а когда убедился в достоверности печальных сведений, завыл от ужаса и велел повесить уцелевших конных воевод…
Идегея уже со своими татарами ворвался в Булгар со стороны Джаика. Несколько сот наших казаков полегли, защищая балики Аксубай, Бахта, Булюмар, Нукрат с небольшими таможнями и караван-сараями. Израсходовав стрелы, уцелевшие казаки отходили к
Джукетау и Великому Болгару. На этот раз целью проклятого улу-бия был Великий Болгар. Он осадил старую столицу, но смог ее взять только через месяц при помощи русских пехотинцев и салчи-ев… Трупы врагов в местах приступов лежали вровень со стенами… Рассказывают, что когда Идегей предложил захваченному в городе хану Габдулле сохранить жизнь ценой признания его власти, хан гордо ответил: «По крови я — Чингизид, а по службе — булгар-ский улугбек. Ни те, ни другие никогда не признавали над собой ничьей власти. Я видел, как две тысячи булгар хладнокровно отправили в ад впятеро больше балынцев и вшестеро — твоих табунщиков и с радостью умерли за веру. Это — великий народ. Того, кто становится на его пути, Аллах обращает в Каменную Голову. И сейчас я желаю умереть вместе с последними защитниками этого святого города, дабы обрести настоящую славу — остаться в его памяти». Идегей в бешенстве велел обложить раненых булгарских воинов вместе с ханом Габдуллой бревнами и сжечь. Место этого сож- i / жения получило в народе название «Роща мусульманских мучеников». После этого улубий основательно разрушил Великий Болгар, где еще оставались караван-сарай «Мэн Буляр», мечеть «Исмаил-дан» и тридцать пять других мечетей, Алтын-мунчу, дворец эмиров «Казый Йорты» и десятки кабаков. Поистине,
Всякому, кто приходит в Болгар,
Трудно удержать слез ручей…
У балынского бека оставались еще флот с 6 тысячами салчиев и 2 тысячи пехотинцев, а у Идегея — 80 тысяч татар из 100 тысяч, которые он повел на Болгар. Поэтому улубий подумывал еще о походе на Казань, но тут пришла весть о захвате Крыма союзным войском Тахтамыша и артанцев, и Идегей бросился туда. Наш флот, карауливший переправы на Чулман-Идели, тут же загородил дорогу назад русскому флоту. Сквозь наши суда сумели прорваться лишь две тысячи неверных, которые с потерей отличной конницы и лучшего флота надолго лишились своей мощи. Так закончилась эта Горная война…
Идегей, однако, разбил Тахтамыша, и хан бежал в Артан. Побыв здесь некоторое время, он вновь отправился в Кыпчак, где был убит людьми улубия. Наши же казаки, сопровождавшие его, перешли на службу артанским бекам и остались там. Узнав о печальном исходе похода Тахтамыша, Би-Омар принужден был возобновить выплату дани Кыпчаку. В наказание за сопротивление улубий отнял у Булгара значительную часть Черемшана и заселил ее всяким степным сбродом. Так, на притоке Дяу-Шира Аскуле он поселил Джинтельбия, на самом Дяу-Шире, который в память о воинской доблести и гибели заставы Вахты стали называть Вахтой — какого-то ханзадэ Кулхана… А ведь вся эта мразь убивала во время нашествия наших паломников, казаков и купцов.
222
223
Правда, хан Шадибек, бывший вначале безвольной игрушкой в руках Идегея, попытался ограничить бесчинства новых ногайцев. Так, с его разрешения Держава вновь восстановила некоторые балики с караулами, таможнями и караван-сараями между Иделью и Агиделью. Опять поднялись частоколы Кермека, Кюхри, Нукрата, Булюмара, Вахты, Нур-Сувара, Буляра. В 1401 году хан не позволил Идегею напасть на Улуг Болгар после того, как болгарцы отбили набег бия на город и убили его брата Хан-Тимура. Но в 1407 году Идегей убил Шадибека, зарезав его спящим в ханской ставке Сары-куй на Джаике. Эмир тогда, надеясь на помощь кук~ордынцев, вновь порвал всякую связь с Кыпчаком. Кук-ордынцы подвели, а вот улубий не замедлил явиться из Сарыкуя с 70 тысячами кыпча-ков и 50 тысячами ширских куманов. Куманов он заставлял лезть на ограду булгарских баликов, и когда они ложились вровень с частоколом по обеим его сторонам, пускал в балики своих монгыт-ских головорезов. Наши казаки дрались в баликах насмерть и погибли вместе со своими караулами в числе 6 тысяч. Зато они отправили в ад 30 тысяч куманов и 10 тысяч татар, и Идегей не решился штурмовать Джукетау и направился на Горную сторону. По пути он поглумился над Болгаром, который был по приказу эмира оставлен казаками во избежание разгрома. Вырубив священную рощу, он обложил восстановленный Казый Йорты деревом и сжег в нем всех эльхумовцев за их отказ впустить его во дворец. Все захваченные булгарские купцы лишились голов, а паломники — языков за отказ славить Идегея. Алай Великого Болгара во главе с Хамид-Батыром, сыном симбирского улугбека Галикая, был вывезен в Горную Булгарию нашим флотом под носом у татар. Заметив корабли, Идегей переправился ниже — у устья Черемшана и попытался прорваться в глубь Симбира, но у Симбирского ура только напрасно потерял еще 5 тысяч куманов. Тогда улубий обошел Симбир с запада и ворвался в округ Енейтека. Для старого хана это было совершеннейшей неожиданностью, и бедняга был схвачен в одном из своих аулов верным псом улубия Кулханом. По приказу Идегея этот же бий зарубил Енейтека, как лжехана, лишив верного служаку булгарских эмиров вначале обеих рук и ног, а потом уже головы. Разгромив несколько горных баликов, Идегей стал продвигаться к Бурату. Тогда Би~0мар, скрепя сердце, послал навстречу улубию посла с подтверждением своего согласия возобновить выплату дани Кыпчаку, и при этом сказал бекам: «Не бросать же в пасть этих псов всю страну!» Балынцы и тогда показали свой злобный нрав — неожиданно взяли и разгромили крепость Сэбэрче. Тюрэ города — сын Енейтека бек Талкыш — едва пробился сквозь кольцо московских воинов и поклялся припомнить балынцам это вероломство. В 1409 году он, с разрешения эмира, примкнул к набегу Идегея на Москву и пытался изловить урусского бека… Новый случай отомстить представился после второго нашествия Идегея, когда Москва опять перестала платить дань Булгару и эмир велел начать с Балы-ном войну за Джун-Калу. В 1411 году беки Марджан, Талкыш и сын Чаллы-Мохаммеда Хусаин Ашраф совместно разгромили у Лачык-Убы московское войско, причем в сражении пал вместе с 20 тысячами своих воинов и балынский бек Даниль. Имя убитого Талкыш дал своему сыну Данилю. К сожалению, в битве нечаянно погиб и Раиль: уже после того, как его пушки в самый напряженный момент побоища обратили густую толпу русских в паническое бегство, из ближайшего леса выскочили бывшие в засаде балынцы и зарубили мастера. Неверных тут же перебили, но Раиля это вернуть не могло. С той поры было запрещено брать в походы пушечных мастеров…
После этой битвы, получившей в народе название «Пушечной», Талкыш был направлен Марджаном дальше и ранним утром с ходу взял и разграбил Булымер. Однако все наши тут же были отозваны эмиром назад, ибо черемшанские кыпчаки внезапно напали на наши заставы и осадили Джукетау. Город спасти не удалось. Несмотря на мужество защитников, 30 тысяч татар ворвались в Джукетау и подвергли его полному разгрому. В нем погибли 700 наших казаков и 4 тысячи горожан… Это преступление переполнило чашу терпения народа, и эмир велел сардарам изготовиться и в назначенный срок покончить с вконец обнаглевшими татарскими псами. Талкыш проследовал в свой степной удел и возглавил в Яр Чаллах 8 тысяч своих, черемшанских и башкортских казаков и джур. Внук Сабана, сын Салмана Мумин и сын Марджана Малмыш изготовились в своем Лаише с 7 тысячами булгарских ак-чирмышей и джур, Хамид-Батыр — в Симбире с 10 тысячами казаков. В условленный день, перед рассветом, булгарские бахадиры выступили одновременно. Хамид-Батыр и Талкыш отрезали новым ногайцам путь к отступлению в степь, а беки Мумин и Малмыш врезались в самую гущу объятых паникой татар. Сардары полагали, что у Мумина и Малмы-ша будет меньше всего работы, так как монгыты в случае тревоги всегда устремляются в степь, но тут ужас помутил рассудок кыпча-ков, и они бросились в обратную сторону. В страшной тесноте произошло настолько жестокое побоище, что Мумин чудом не был убит. Когда он очнулся, то увидел, что весь в крови, а вокруг громоздятся целыми холмами только бездыханные тела булгар и татар. Бек еле поднялся и двинулся к дому, дав зарок Всевышнему, что в случае своего спасения назовет сына Мусафиром. Ему удалось благополучно ^добраться через пустыню, заваленную трупами, до Чулмана и, действительно, он назвал своего сына Мусафиром.
224
225
Остальные бахадиры хладнокровно положили 20 тысяч захваченных врасплох новых ногайцев, дабы никогда больше на булгарской земле не вздумали поселиться проклятые татары. Кулхану, вырезавшему в первое нашествие отряд защитников Вахты, отрубили руки и ноги и бросили так умирать на земле. С той поры аул, возле которого это произошло, стали называть Кулханом. Джинтель-бия, хваставшегося, что он первым тогда ворвался в Великий Болгар и самолично зарезал 50 раненых казаков Галикая и Буртаса, Хамид-Батыр поймал арканом и волочил собаку на полном скаку до полного издыхания. Теперь некому было поддержать разбойников — власть Идегея в Кыпчаке пала…