Гази Барадж тарихы. Глава 18. Булгар в правление Колына и Анбала

В 1118 году неожиданно умер Адам, и Шамгун стал каном. Перед смертью Адама разоренные оймекскими и куманскими набегами субаши и маленькие хозяева стали просить о послаблении в налогах. Сразу после смерти Адама байтюбинцы стали изгонять чиповииков-билемчеев, а в самом Буляре подняли бунт против городского магистрата. Магистрат в столице, как и в других больших городах, назывался «Сувар Йорты», ибо в народе «сувари» именовали купцов и мастеров (осталар) — хозяев. Восставшие избили нескольких его суварбашцев и билемчеев. Несмотря на предостережение Якуба, Шамгун решил силой подавить недовольство и вызвал курсыбай. Субаш отказался играть роль карателя, и тогда кан в раздражении распустил курсыбай и велел Субашу прибыть с повинной. Субаш скрылся в Мардане, не выдававшем беглецов. Тогда Шамгун вызвал болгарских и суварских казанчиев, и те с удовольствием подавили бунт. А они похвалялись сделать то же самое и в Мардане. Из ненависти к марданцам они называли и их, и Банджу, и весь Мардан-Беллак «Буртас». Это выводило из себя марданцев, и они нарочно стали называть самый маленький город своей провинции — Рази-Субу — «Суваром»…

После всего этого кан, не чувствуя себя в Буляре в безопасности, перенес столицу в Болгар…

В 1120 году Колын, войдя в сговор с беком Балына Джурги, решил его руками свергнуть потерявшего любовь народа Шамгуна. По его приказу Балус пропустил флот балынцев через Мартюбу, и Джурги внезапно осадил Болгар.

Никто не поддержал кана, и у него под рукой осталось всего 50 джур. Но и с ними он пытался сорвать высадку урусов, однако, потеряв половину людей, принужден был отступить в «Мумин». Булярцы и марданцы никакой помощи не прислали, а казанчии хладнокровно ожидали взятия урусами цитадели. Джурги, однако, медлил, так как потерял в бою с джурами и жителями ограбленных урусами бал и ков Бол тара 1250 своих воинов. Тогда Шамгун, бывший по характеру простым и незаносчивым, хотя и вспыльчивым, как отец, взял да и объявил народу о решении ослабить налоги. Простые горожане немедленно составили ополчение и стали на стены, а не пострадавшие от расправы булярцы спешно направили к Болгару свой отряд. Это заставило Колына подъехать к цитадели и заявить Шамгуну: «Кан! Ты видишь, что происходит! Отдай Болгар мне, верному тебе, а сам ступай царствовать в Буляр!»
121

Понимая, что соединение казанчиев с урусами будет гибельным для него, Шамгун последовал совету симпатичного ему Селима и ушел в Буляр. Так Буляр вновь стал столицей. А Колын, чтобы кан не заподозрил его, напал со своими суварцами и флотом на лагерь Джурги под предлогом наказания его за медлительность и трусость. Семь тысяч урусов из восьми были изрублены, растоптаны и потоплены казанчиями и салчиями. Джурги едва успел бежать с последней тысячей и более никогда в жизни не помышлял о походе на Державу.

Его отец Алтын-Калган хотел казнить Джурги за потерю войска, но, узнав о захвате им 25 джурских доспехов, сказал: «Бог с ним! Доспехи отличны, и если бы булгары продавали их нам, я бы давал им за них и больше вшивых мужиков!» Тем не менее, мой отец увидел как-то у балынского бека урусскую книгу, в которой было записано о победе Джурги в этой Колынской войне. Когда он заметил беку, что это неправда и рассказал, как было дело по свидетельству Якуба, то бек рассмеялся и заметил: «У нас разные понятия о победе. Для нас важно, что Джурги разбил Шамгуна и вывез дорогую для нас добычу, а то, сколько было человек у кана и сколько мы потеряли в бою мужиков — для нас не важно».

И отец, и я сам, когда мы были на Руси, не переставали удивляться тому презрению и безразличию, с которыми урусские беки относились к своему народу. И мы заметили также, что в балынских книгах не писалось о том, что происходило в соседних, урусских бекствах, если только это их не особенно волновало…

А урусы — очень разные люди, и они сильно подвержены увлечениям — плохим и хорошим. Так что пишущий об этом народе по недолгому знакомству, может написать о нем очень плохое и очень хорошее, но и то, и другое при этом будет правдиво.

Вообще для того, чтобы хорошо знать их, надо долго пожить среди них… Благородство их к тебе может уживаться в них с коварством и безжалостностью по отношению к другим. Обиды от более сильных соседей сделали урусов склонными к непостоянству, коварству и обману.

А бек Куштандин говорил отцу, что бедствием его народа было пьянство и что некоторые склонны винить в распространении этого «насраният». Но их лжеучение здесь ни при чем. В действительности это — от старого языческого обычая. Когда-то ульчийцы были самым добрым народом, неспособным пролить чью-либо кровь, даже преступника. Но затем они испытали ужасные нападения врагов, и им надо было сражаться. Их кахины (волхвы), которые у хонов назывались боярами, стали давать воинам перед битвой хмельное для храбрости. Хмельное давали людям также после битв, чтобы они смогли пережить те ужасные потери, которые они несли. Так народ привык к пьянству, а затем .этот языческий

обычай развратил и многих их священнослужителей — попов. Таких паиазов надо было бы казнить, но не могли, так как они были единственной силой, противостоящей еще более диким языческим .обычаям. Кроме того, попы пили также и для того, чтобы приобрести любовь пьющей паствы. Вот и получается, что иногда папазы пьют больше, чем прихожане. Так, при мне в Балыне один пьяный поп захлебнулся супом, который выпивал прямо из котла после благословения рыбаков на промысел…

А когда урус выпьет, то он делается либо очень добрым, либо очень злобным и кровожадным. Причем, добрый может стать злым, а злой — добрым. Этим, кстати, и пользуются наши купцы, когда хотят купить что-либо подешевле у урусского торговца, и чаще всего оказываются в выигрыше…

Говорят, Джурги, вернувшись из похода, сильно выпил и, придя в ярость, велел немедля казнить престарелого Ахада. Причем убийство поручил кисанскому беку Ар-Аслапу, треть войска которого была убита у Болгара. Затем, после смерти Алтын-Калгана, опасавшегося раздражать кана и принесшего извинения Шамгуну за самовольный набег его сына, Ар-Аслап, также по наущению Джурги, закрыл Хорысданский путь. Сын Ар-Аслапа от каубуйки, Рыштаулы, воспротивился этому и был брошен отцом в темницу. Из узилища ему помог бежать слуга — каубуец. Рыштаулы прибыл к Колыну, был обласкан эмиром и направлен зимой домой с курсыбаем сына Субаша — Халика Канджалыя, перешедшего на службу Селиму.

Мухшанцы, недолюбливавшие Ар-Аслапа за угодничество перед Балыном, открыли ворота Кисана, и курсыбай въехал в город в полном порядке и без сопутствующих войне грабежей. Юный Рыштаулы тут же воссел на отцовский престол, а Ар-Аслап угодил в свою же темницу, в которой вскоре и скончался от огорчения.

Обрадованные миролюбием Канджалыя кисанцы тут же освободили захваченных ранее булгарских купцов и выплатили огромную дань — по шкурке превосходной белки со двора. Правда, радость победы была омрачена печалью нового бека. Он узнал, что бессердечный отец, в отместку за его бегство, сказал матери, что Рыштаулы утонул в реке. Мать бека с горя умерла, и Рыштаулы напрасно звал ее у могилы. Горе бека было таким жалостливым зрелищем, что даже суровый Канджалый заплакал, как ребенок.

Рыштаулы стал верным союзником Державы, несмотря на соблазны, наущения и угрозы, исходившие от соседних урусских бекств. Он был первым урусским беком, которому, из уважения к нему, Держава дала титул эмира, то есть великого бека. Этим он был уравнен с великими беками Башту…

Ему вначале весьма досаждали его братья, родившиеся от других жен его отца. Они бежали к куманам Боняка и воевали с ним против Рыштаулы, пока Канджалый через два года не пришел вновь и не прихлопнул их всех в укреплении Борын. Только одному из отпрысков Ар-Аслапа удалось бежать и укрепиться при помощи балынцев в Кан-Мухше. Остальные пять были положены на месте, так как вздумали сопротивляться и запятнали себя убийствами купцов.
122
123

Сбежавшего Боняка Канджалый настиг на поле, которое называли «Хэлэк». Злополучный хан пытался отбиться в укреплении, составленном из повозок на берегу Шира, но был повязан…

Канджалый отдал Боняка Рыштаулы, а тот подарил его улубию Башту. Говорят, он принужден был принять лжеучение насраниев и умер в монастыре.

Канджалый получил за эту победу прозвище Борын. Хорысданский путь открылся, что успокоило купцов…

Вместо Колына марданцы избрали улугбеком сына Балуса Хайдара. Когда Балус высказал в связи с этим претензии беллакцам, те ответили: «Ты заставил нас слишком много воевать, а Хайдар миролюбив. К тому же Хайдар — твой сын, и ты должен бы радоваться его возвышению». Жалобу Балуса отклонил и Селим со словами: «Я не могу не принимать во внимание указ кана и волю марданцев — в противном случае я буду выглядеть преступником».

Эмир Колын-Селим был одним из мудрейших мужей Державы, ставивший ее интересы выше своих, но при этом знавший себе цену. Ему легко можно было свергнуть кана, но он видел опасность казанчиевского засилья, которое сдерживал только его молчаливый союз с Шамгуном…

В 1135 году, когда кан направился к Бараджу для отражения дерзкого набега кара-оймеков хана Манука, Державу удостоил своим посещением мулла Абу Хамид из Гарнатского царства. К сожалению, мой дед Арбат Ос-Ладж, бывший ранее улугбеком Буля-ра, а после Колынской войны переведенный на пост губернатора отделенного тогда же от Беллака Саксина, проявлял равнодушие к делам веры и поэтому не оказал Абу Хамиду подобающего почета. Ласковее оказался другой сын Шамгуна эмир Отяк Улуг Мохаммед Джанги, замещавший отца в его отсутствие в Буляре…

Мулла, как это свойственно великим проповедникам, отказался войти во дворец кана, и тогда эмир удостоил его приятной беседы в Алтын-мунче. Сеид Якуб с еще большей учтивостью встретил муллу. По его просьбе потомок Атрака ибн Мусы, хозяин большого торгово-ремесленного дома Абу Бекр ибн Ахмед, предоставил мулле для жительства один из своих домов.

В беседе с сеидом мулла признался, что виденное им в Державе превосходит все то, что он слышал о ней ранее. Сын муллы Идрис остался в Буляре учиться в доме наук «Мохаммед-Бакирия», а мулла, после знакомства со страной, отправился по делам в Рум по Хорыс-юлы. Он посетил по пути бейлик каубуйцев, в среде которых Якуб успешно распространял свет истинной веры, и совершил моление в мечети каубуйской столицы Кыр-Куба возле Батавыла. Мечеть называлась каубуйцами «Барын» — в честь алиа победы Бури. Якубу пришлось с этим смириться, чтобы не отталкивать каубуйцев от веры…

Тот поход Шамгуна был последним для кана. Его байтюбинское ополчение окружили оймеки Манука, и только подоспевший по приказу Колына курсыбай Канджалыя смог их опрокинуть. Когда оймеки побежали, кан гневно сказал Халику: «Почему ты нарушил мой указ и не распустил корпус?» А курсыбай был сохранен благодаря средствам Селима, Здесь осторожный эмир решил пренебречь волей царя, ибо без курсыбая Державе нельзя было обойтись.

Из трудного положения сардара спасла отравленная оймекская стрела, пущенная убегающим кыпчаком. Она слегка царапнула открытое для разговора лицо кана, но яд скоро убил Шамгуна.

Канджалый в ярости послал свою стрелу, которая пробила голову Манука насквозь, и затем нагнал и без всякой пощады истребил все войско хана…

Опора Колына пала, и он не решился противодействовать казанчиям, поднявшим Анбала на трон. Однако вскоре он подошел к Буляру вместе с курсыбаем Канджалыя и предложил казанчиям заключить с ним договор в присутствии кана. А чтобы уланы не уклонились от переговоров и не предприняли необдуманных действий, предупредил, что отдал Канджалыю и Хайдару приказ штурмовать столицу в случае срыва встречи. Затем Селим хладнокровно отправился один в Сувар Йорты, в круг казанчиевской своры, н заявил там: «Хороший политик — это хороший купец. Так давайте поторгуемся».

Говорят, в Магистрате крик стоял сильнее, чем на базаре. Не раз уланы надвигались на Колына с обнаженным оружием, но в конце концов принуждены были договориться с ним.

Договор заключался в следующем: казанчии освобождались от воинской повинности и от налога с вотчин; территории субашских районов в Северном Джебельстане, то есть на правобережье Кара-Идели Мартюбинского, Суварского и Болгарского илей, сокращались в два раза в пользу казанчиев, и все земли по реке Алат в мартюбинском округе Кукджак также передавались уланам; средства канского двора увеличивались в десять раз за счет государственной казны и могли возрастать лишь в случае превышення уровня дохода 1135 года; Селим получал пожизненно пост улуг-бека Болгара, право контролировать государственных чиновников и казну, Сувар Йорты в Болгаре, Нур-Суваре и Саксине, внешнеполитическое управление, Кашанскую, Саксинскую, Урскую и Бийсуйскую провинции Державы; Мардан-Беллак сохранял свои права…
124
125

После.переговоров Колын отправился в Болгар, отдав уступленное им на растерзание казанчиям. Курсыбай неотлучно пребывал в районах, переданных уланам, дабы те при дележе не перебили всех субашей и друг друга…

Кан, передав дела нескольким любимцам, занялся охотой, пирушками, обременительными для населения поездками по внутрибулгарским ил ям Байтюба, Тамта, Мартюба, Сувар и Кашан, во время которых дело редко обходилось без грабежей и убийств субашей, без осквернения чести жен и дочерей кара-чирмышей и ак-чирмышей. Вздумавший письменно и устно перечить кану сеид Якуб был лишен языка и глаз и вскоре умер. Говорят, в последние свои дни он, лишенный всего, зарабатывал себе пропитание игрой на домбре на базаре. А его дом наук был превращен в вертеп, где частенько пьянствовал сам кан в окружении уланов и их любовниц. Любимым развлечением Амбала и его стаи было разложение целомудренных шакирдов путем насильственного спаивания и навязывания порочных женщин, которых в полуодетом виде сажали на колени несчастным учащимся.

Внука Якуба Кул-Дауда, вернувшегося из хаджа (во время которого он попал в рабство и в области Татяк был выкуплен за серебряный кувшин хонджакцами), настолько ужаснуло это положение, что он организовал братство суфиев и дервишей при мечети «Эль-Хум» в Нур-Суваре и заявил братьям: «Аллах лишил Булгар своей милости по причине распространения заразы безверия. Включайте в круг нашего братства «Эль-Хум» новых членов и молитесь и истово верьте за двоих, троих, пятерых, десятерых обычных верующих. Когда сила нашей веры будет равна той или превзойдет ту, которая была бы в случае приобщения к исламу всех безверных нашей Державы, тогда Милосердный Творец спасет нас».

Каждый входивший в братство жертвовал всем своим имуществом и жил на получаемые от «Эль-Хум»а средства не богаче курмыша, призывал к отказу от роскоши, войны, всех видов угнетения и рабовладения, лицемерия и обмана ближнего. В Буляре бра тья, руководимые сыном Абу Хамида аль-Гарнати Идрисом, обосновались в части Хинубы. Среди братьев было много субашей и ак-чйрмышей, пожертвовавших своим имуществом под угрозой захвата его казанчиями…

В 1153 году уланы, ненавидевшие братство, схватили Идриса и замучили его. После этого братья перебрались во внешний балик города Саклан и назвали там свой урам Татяк, а в столице стали один за другим загораться дворцы казанчиев… Никакие новые разгромы ханака дервишей не могли приостановить эти поджоги. Когда озверевшие казанчии окружили мечеть «Эль-Хум» в Нур-Суваре, на защиту братства поднялся Сувар Йорты, выставивший для охраны ханака свое ополчение. Двоюродный брат отца Кул-Дауда Сулей-ман, бывший сыном саксинского сеида Дауда, а сам — нур-суварским и булярским сеидом, призвал Колыма немедленно вмешаться, и эмир не упустил случая уязвить казанчиев. Он сжал Нур-Сувар болгарским ополчением и курсыбаем сына Канджалыя Курная, а также не имеющими никакого понятия о страхе .или жалости на войне арбугинцами и заявил: «Наша Держава возникла и процветала по воле Аллаха. Теперь же некоторые кяфиры собираются истребить всех самых верных из правоверных, чтобы лишить ее милости Творца. Этого терпеть нельзя, и при первом новом убийстве дервиша я втопчу виновных в пыль».

Казанчии, щелкая зубами, отступили, хотя в укромных местах при удобном случае продолжали тайком сводить счеты с братьями.

В тот гол в Буляр вновь прибыл Абу Хамид аль-Гарнати и встретил открытую неприязнь кана и его прихлебателей. Абу Бекра уже не было в столице — опасаясь разбоев казанчиев, он перебрался в Болгар. Сулейман едва нашел для него жалкую дервишескую лачугу в Татяке, в которую ему принесли труп его сына. Наши ожидали горестных воплей и стенаний, но мулла лишь сказал: «Он оставил этот мир по воле Аллаха во имя лучшего», — и стал горячо молиться. Абу Хамид прибыл по Хорыс-юлы через Банджу, которую арабы называли по имени тамошнего святого ручья Нут, и очень удивился переменам в Державе. Его друг эмир Отяк спасался от казанчиев под крылом Колына па посту улугбека Саксина, а мусульмане вздыхали и тайком жаловались Творцу на невзгоды… Однако дела внешние, благодаря Селиму, были хороши. Гибель Манука заставила кара-оймеков присмиреть, и они после переговоров с посланником Колына Курнаем согласились подчиниться Державе и образовать подвластную ей провинцию Тубджак. Только один оймекский хан Башкорт решил остаться независимым и, благодаря помощи Отяка, мирно перешел со своими оймеками в куманские степи через Саксин. Бухарский или Хорасанский муть вновь стал спокойным…

Балынский бек Джурги пытался посадить в Кисане своих наместников, но всякий раз получал отпор.

В 1140 году одного появления Курная было достаточно для того, чтобы балынские войска бежали от Кисана…
126
127

В 1150 году сын Джурги Хан-Тюряй осмелился отказаться от выплаты джирской дани. Одновременно галиджийцы стали тревожить своими набегами области Бийсу: Нукрат… и даже окрестности острога Туймас-Артан на реке Бий-су, куда заходили из Чулманского моря садумские корабли и съезжались для торговли охотники, рыбаки и пастухи племен Тупая (Севера) — тунайцы…

А Туймас-Артаи основал болгарский купец Туймас, торговавший с Артаном, в то время, когда Угыр Башту закрыл Ар ганский путь через Галидж, Охрану острога нес шудский род куяи, славившийся торговлей превосходными шкурками зайцев,

А Якуб писал, что при Маре эти шкурки служили деньгами и назывались «бармал» — так, как именовали шудцы Булгар. И первые монеты, чеканенные по настоянию Микаиля при Бат-Угыре Шамси-Малике, тоже назывались «бармалами»…

Встревоженный поведением ульчийцев Колын вызвал Курная и сказал ему: «Я помог тебе и твоим людям в трудное время ради благополучия Державы. Теперь приспело время вам расплатиться со мной и совершить большой поход на Тунай»…

Зимой 1150 года они выступили вдвоем во главе курсйлбая и ак-чирмышей на Тунай, где заложили новый центр Бийсу — город Колын возле балика Нукрат на Нукрат-су, разгромили несколько острогов галиджийцев на реке Тун и в завершение осадили Ар-Аслан и ушли из него, получив по шкурке белки с каждого двора.

После этого Хан-Тюряй вторгся в Кара-Мухшу и захватил Кисан, но бежавший от него Рыштаулы вместе с подоспевшими марданцами сына Хайдара бека Байчуры быстро выправил положение…

Говорят, что Рыштаулы вновь явился к Кисану на рассвете с небольшой дружиной и после короткой перестрелки бросился бежать. Хан-Тюряй, всю ночь праздновавший победу, не смог встать с постели и послал за ним своих воевод. Те попали в засаду Байчуры и были без всякой пощады перебиты арбугинцами.

Несколько уцелевших с ужасными криками бросились назад в город и произвели в нем смятение. Хан-Тюряй, узнав о гибели воевод, едва успел ускакать из Кисана в Балын — полуодетым и в одном сапоге. За ним бросились и остатки его воинства. Байчура вое становил в городе бека Рыштаулы, а затем выбил балынцев и из Кана. Грабежей бек не делал, но с Кана взял по белке со двора. Через два года балынцы вновь захватили у Рыштаулы Кисан и ограбили булгарских купцов. В ответ Курнай и Байчура зимой пожгли области Кисана, Кана и Булымера.

В тот же год умер эмир Колын, и Держава на десять лет погрузилась во мрак казапчиевских бесчинств. Курсыбай был распушен. Казаичии, как голодные волки, вломились в субашские районы и стали теснить игепчеев в дебри. Захваченные земли уланы заселяли сербийцами и арами, которых захватывали в открытых набегах на земли казны.
128

Улугбек Мартюбы Ос-Ладж не вмешивался, опасаясь за свою жизнь. Сеид Сулейман, в ужасе от происходившего, бежал к эмиру Отя’ку в Саксин, но вскоре и тому пришлось спасаться бегством к своему тестю Башкорту. Кул-Дауд, поставленный сеидом Буляра по требованию суварчиев, едва удерживал распоясавшихся казанчиев от разгрома суварчиевских домов. Повсюду бесчинствовали сборщики налогов, увеличенных в два-три раза. Когда уполномоченные кана явились в Банджу с сообщением о том, что дань с Мардана увеличена в два раза, Байчура воскликнул: «Ни один иноземный враг не угнетал нас более, чем собственный кан!» Хотя бек уплатил дань, эти слова ему не забыли…

В 1117 году к Саксину прибился сын хана Шарафхана Сарычин. Не доверяя никому из своих, кан назначил сына Сарычина Аса на освободившийся пост тархана Саксина. А здесь и в провинциях Бийсу, Мардан-Беллак, Ура, Тубджак губернаторы назывались тарханами, а в прочих илях — улугбеками (или, иногда, улубиями). Так как саксинцы смотрели на нового тархана, как на разбойника, он пребывал значительную часть времени в ауле Бехташ, откуда начинался путь от Идели к Ширу. Потом, все же, жители саксинского Сувара сжалились над ним, и он перевел свой Двор в этот город…

Обиженный Башкортом хан опасался покушений со стороны оймеков и поэтому вызвал к себе из Гурджи служившего там своего брата Атрака. Атрак, однако, промаялся на службе Державе недолго и бежал под крыло Башкорта.

В это безрадостное время только Арбат сохранял спокойствие, ибо руководствовался словами, сказанными сеидом Бакиром булярским мятежникам и смутившими их: «Поручите свою жизнь и судьбу Аллаху!» […]

Решив застроить югарыкерманский пустырь, он заготовил камни и попросил сына Кучак-Качкына Аслана возвести несколько красивых зданий. Аслан со своими учениками возвел чудно украшенный каменными барсами, львами и другими изображениями дворец бека и большие ворота Улугбекского Двора, однако нападение Отяка прекратило стройку. Завидуя умельцам, балынский бий за огромные деньги нанял Аслана и его помощников, и они возвели ему точно такие же сооружения. А часть камней, ставших ненужными, вывезли в Балын и построили из них несколько церквей…
129

Отяк, истомленный неудобствами дикой степной жизни, покинул тестя и перебрался в Башту, где в 1159 году жена родила ему сына Габдуллу… Он был маленьким подобием деда-хана, и Башкорт в нем души не чаял и часто наезжал в Башту к зятю с целью повидать внука. Урусы не только не препятствовали этому, но даже радовались, так как в это время бывал мир между ними и кыпчаками Саклаиа, которых возглавил Башкорт.

Пожив некоторое время в Башту, Отяк перебрался в Балын к Хац-Тюряю, обещавшему помочь ему занять отцовский трон…

Между тем Анбал делал все, чтобы потерять трон. Бесчинства казанчиев и чиновников, затронувшие всех, кроме них самих, вызвали всеобщую ненависть к кану… Ак-чирмыши Кукджака и субаши Арсу объединились с арами и стали давать отпор насильникам. Одновременно бывшие курсыбаевцы Кермека, а теперь субаши, прикончили сборщиков налогов. Билемчеи пытались бесчинствовать в кермекских аулах так же, как и в аулах прочих провинций, но не привыкшие к этому суровые бахадиры положили их на месте. Байчура тут же заявил, что будет стоять заодно с Курнаем, и струхнувший кан решил одолеть его коварством. Но вначале послал сына Сарычина на Мартюбу. Хорошо зная обстановку, Арбат пригласил тархана к себе и предложил ему объезжать аулы субашей и ак-чирмышей. Ас-тархан так и поступил, отыгравшись на кара-чирмыщах. Одних пленных аров он распродал казанчиям, а других привязал к быкам и, хлеща их бичами, погнал в Буляр…

После этого кан посватался к дочери Байчуры Самар-би и пригласил его на свадьбу. Несчастный тархан не мег отказаться от приезда на свадьбу собственной дочери и прибыл в Буляр. Прямо при въезде в столицу он был изрублен на куски казанчиями. Самар, узнав об этом, бежала в Банджу и была там провозглашена улугбикой…

Окончательно власть Анбала была подорвана смертью Кул Дау~ да. Двор беспокойного сеида в Татяке с началом волнений по приказу кана окружили казанчии, не позволявшие обличениям муллы вырываться из Сакланского балика. Тогда Кул-Дауд отказался принимать пищу до тех пор, пока злоупотребления не прекратятся, и умер от голода. Случилось это в 1163 году. На его намогильном камне по его завещанию написали: «На суде Всевышнего будут судимы мои отец и мать и я, умерший за веру».

А во время царствования Хисама постепенно прекратилось каменное строительство, и в каменоломнях скопилось большое количество плит. Кул-Дауд велел «Эль-Хум»у закупить их и ставить на могилах правоверных мусульман с соответствующими надписями, дабы Всевышний мог отличить верных от неверных…

Едва весть о смерти сеида донеслась до Буляра, как народ вышел на улицы и был с необычайной жестокостью разогнан…