4.2. Родство и културно взаимодействие на българо-татари и руснаци
Волжские булгары. Глава IV. Зрелость: Исторический путь и культурные достижения Казанской Булгарии
двразия в рамках Российской империи — общая родина трех суперэтносов: славян, тюрок и финно-угров. Посмотрите повнимательнее на их историю и вы заметите, насколько тесно переплелись в течение более двух тысячелетий судьбы этих народов. Представители прежде всего славян, тюрок и финно-угров в той или иной пропорции составили основу современных российских народов — русских, татар, башкир, чувашей, марийцев, мордвы, удмуртов и др. В течение более чем двух тысячелетий противоборствовали этноноосферы их, вначале славян и финно-угров, затем русских и булгаро-тюрок. В силу ряда причин, в первую очередь благодаря молодости этноса, русская этноноосфера оказалась победительницей. Она вобрала в себя огромное количество финно-угров и тюрок, переделав их мысли и чувства на свой лад. Обрусевшие потомки их составляют немалую часть русского этноса. Процесс ассимиляции русских другими народами России, особенно булгаро-татарами в период существования Волжской Булгарии, Кипчакского царства и Казанской Булгарии, также происходил с не меньшей интенсивностью, но после падения тюркских государств почти прекратился, активизировавшись в советское время.
Этническая история русского народа поучительна во многих отношениях, но особенно ценен его опыт в отношении сохранения этноноосферы, а следовательно, души этноса. Сколько бы представителей других народов русский этнос не ассимилировал, по своей сути он остался тем же самым благодаря своей этноноосфере. По аналогии мы можем сказать: сколько бы представителей других народов булгарский этнос не ассимилировал, он остался тем же самым в силу действия своей этноноосферы и разговоры о происхождении в период Казанского ханства нового народа казанских татар под собой ни исторической, ни научной почвы не имеют.
Кровное родство булгаро-татар и русских. Кровнородственные связи между булгаро-тюрками и славяно-русскими своими корнями уходят в глубину веков, ко времени, когда в низовьях Днепра появились гунно-булгары, и насчитывают, по крайней мере, более 1,5 тысяч лет. Гунны, авары, тюрки, болгары, савиры, а затем — хазары, ясы, черкасы, печенеги, половцы — вот далеко неполный перечень тюркоязычных народов, с которыми на границе степи и лесостепи Восточной Европы входили в контакт славяно-русские. Следующее высказывание Л.Н.Гумелева в принципе имеет отношение не только к казанским татарам, но и ко всем тюркам, входившим в контакт с русскими: “Так, татары казанские — это смесь древних болгар, кипчаков, угров — потомков мадьяр и русских женщин, которых мусульмане захватывали в плен и делали законными женами — обитательницами гаремов. Впрочем, русские удальцы тоже ловили татарских красавиц и заводили с ними семьи, охраняемые церковным правом. Этническая принадлежность в зонах контакта определяется не происхождением, а стереотипом поведения, а в то время — и исповедания”[i]. Межэтнические браки между булгарами-ясами на Дону, а также между булгарами-черкасами на нижнем Днепре, на нижнем Дону и на Кубани с русскими и принятие ими православия привела к полной их ассимиляции с последними и образованию в составе русского суперэтноса таких субэтносов, как донские и кубанские казаки, а в составе украинского этноса — запорожских казаков. Третью составную часть казаков представили половцы, которые вошли не только в состав казаков, но и в исконно русскую часть населения России, а также волжских булгар, украинцев, казахов, узбеков, башкир, ногайцев и еще множества других народов.
Из восточных источников и русских летописей известно, что в Киеве и к югу от Киева и Чернигова проживали тюркские племена печенегов, берендеев, черных клобуков, а также ясов, которые были ближайшими потомками болгар, некогда входивших в состав Великой Булгарии, или их родственниками. В дальнейшем их стали называть черкасами. Уже ко времени появления на южных и юго-восточных границах Киевской Руси в середине XI века половцев черкасы находились под воздействием этноноосферы славяно-русских и вместе с ними выступали против новых насельников приазовских и причерноморских степей. Вскоре новые соседи русских — половцы — стали налаживать мирные контакты с ними, что было выгодно и русским, и черкасам, жившим в пограничной зоне. Однако, мирное сожительство иногда обрывалось военными походами той или другой стороны. Стремление к миру толкало как половцев, так и русских к установлению кровнородственных связей.
Первым из русских князей, кто женился в 1068 году на дочери половецкого хана, которая в крещении получила имя Анна, был сын Ярослава Мудрого Всеволод I (1030-1093). В 1094 г. внук Ярослава Мудрого Святополк II Изяславич (1050-1113) также женился на половчанке — дочери хана Тугорхана, названной Еленой. Оба они были — первый в 1077, а второй в 1093-1113 г. великими князьями киевскими. Владимир II Всеволодович Мономах (1053-1125), сам женатый третьим браком на половчанке, женил двух своих сыновей на половчанках: Юрия (Долгорукого) на дочери Аэпы Осеневича в 1108 г. и Андрея (Волынского) в 1117 г. на внучке хана Тугорхана. М.Д.Хмыров пишет: “Великий князь Юрий Владимирович Долгорукий был женат дважды: 1) на дочери Аэпы, сына Осенева, хана половецкого, неизвестной по имени, с января 1108 г.; 2) на гречанке, также неизвестной по имени (…). От обеих жен родилось у него одиннадцать сыновей, в том числе великие князья: св. Андрей Боголюбский, Михалко (Михаил), Всеволод III, прозванием Большое Гнездо, и две дочери”[ii]. Ю.Ф.Козлов, в составленной им генеалогической и хронологической схеме правителей Руси показывает, что Юрий Долгорукий первым браком был женат на дочери половецкого хана Аепы Осеневича и имел от нее 12 сыновей, в том числе Андрея Боголюбского, Михаила и Всеволода Большое Гнездо. Вторым браком он был женат на Ольге, дочери греческого императора; дети от нее не указаны[iii]. Другие авторы пишут, что матерью Всеволода и Михаила была “грекиня” Елена (Ольга-?) из Царьграда[iv]. Видимо, Всеволод и Михаил также дети половчанок, но кто-то из летописцев посчитал, что русским царям быть потомками “дщери или сестры Мануила I Комнена”, императора византийского, более почетно. Данное обстоятельство было особенно важно, ибо потомки Всеволода Большое Гнездо были московскими великими князьями и царями вплоть до пресечения рода Рюриковичей на российском престоле в конце XVI в.
Особенно тесные родственные связи с половцами имели черниговские князья, да и само население Черниговского княжества было смешанным славяно-тюркским, ибо еще раньше здесь осели савиры и другие болгарские племена, обрусевшие под влиянием русской этноноосферы. Между черниговскими князьями и половецкими ханами постоянно укреплялись родственные отношения. Внук Ярослава Мудрого Олег Черниговский был женат на половчанке, на половчанке же женился сын Олега Святослав, его первой женой была дочь половецкого хана Аепы; от этого брака родился Игорь (главное действующее лицо “Слова о полку Игореве”[v], который был женат на внучке Юрия Долгорукого и половчанки. Сын Игоря, Владимир, взял в жены половчанку. Сколько половцев пришло в Русь с ханскими дочерьми, нам неизвестно, неизвестно и сколько русских уходило в Степь. Но известен факт, что после разгрома русских и половцев монголами на реке Калке в 1223 г. и в последующих битвах среди половцев, проданных в рабство в Египет и ставших затем мамелюками — гвардейцами египетских султанов, были и люди с русскими именами. “У нас, к счастью, нет причины стыдится прошлого, — пишет Л.Н.Гумилев.- Наши предки дружили с половецкими ханами, женились на “красных девках половецких”, принимали крещенных половцев в свою среду, а потомки последних стали запорожскими и слободскими казаками, сменив традиционный славянский суффикс “ов” (Иванов) на тюркский -”енко” (Иваненко)”[vi].
То, что черниговские князья заключали брачные союзы с половецкими ханами, было объяснимо: они непосредственно граничили с их землями. Но входили в родственные связи с половцами и в далекой от них Северо-Восточной Руси, князья которой вступали в брачные союзы и с ближайшими своими соседями — с волжскими булгарами. На булгарке (волжской) был женат Андрей Боголюбский. Его брат Всеволод Большое Гнездо был женат “на Марии, княжне чешской, по другим известиям ясыне, от которой имел восемь сыновей”[vii], в том числе отца Александра Невского Ярослава. Возможно, Мария (“ясыня”) (как известно, в те времена ясами называли булгар в Венгрии, куда они переселились из Волжской Булгарии) была из пограничной области Венгрии с Чехией, где ее отец — булгарский князь — имел земли и поэтому произошла некоторая путаница с ее происхождением.
“Половецкие красавицы были матерями многих русских князей, в том числе Александра Невского”, — отмечает Л.Н.Гумилев[viii]. Отец Александра Невского Ярослав II “был женат дважды: 1) на княжне половецкой, дочери Юрия Кончаковича, неизвестной по имени; 2) на дочери Мстислава Удалого, Ростиславе — Феодосии (в иночестве Ефросиния, …). От одного из браков этих (второго ?) имел девять сыновей, в том числе великих князей: св. Александра Невского, Ярослава III, Василия I (Квашни — Р.Б.), св. Федора, князя новгородского, Михаила прозванием Хоробрый (…), и две дочери”[ix]. Если даже предположить, что матерью Александра Невского была не половчанка, а Ростислава Мстиславна, то все равно по материнской линии он является потомком половецких ханов, ибо бабушкой его была половчанка — дочь хана Котяна. Русские князья и бояре хорошо знали свою родословную, родство с булгарами, половцами и другими тюркскими народами не только не огорчало их, но вызывало гордость, ибо они всегда в трудные периоды своей жизни могли опереться на своих тюркских родственников. Но в то же время большинство из них оставались патриотами земли русской, что говорит о силе влияния русской этноноосферы.
Русские князья, да и просто русские люди, никогда не чурались иноплеменников, тем более, если они принимали православие, то воспринимались ими как свои. Поэтому в тяжелые для них годы окружающие русских народы шли к ним и селились среди них. На первых порах, когда еще Великое княжество Владимиро-Суздальское только зарождалось, там нужны были воины и рабочие руки. Поэтому, как пишет В.Н.Татищев, Юрий Долгорукий, построив города в суздальской земле, “начал те грады заселять, созывая людей отовсюду, которым немалую ссуду давал, и в строениях и другими подаяниями помогал, в которые приходя множество Болгар, Мордвы, Венгров, кроме русских селилось”[x]. Когда монголы вторглись в Половецкую землю, то как пишет Н.М.Карамзин, ссылаясь на В.Н.Татищева, “многие половцы крестились тогда в городах российских, и ибо жители с удовольствием всегда их принимали, отведя им места для селений”[xi]. Как это противоречит взглядам некоторых историков об известной вражде “леса” и “степи”, русских и половцев! Но в Русь бежали от монголов не только половцы, но волжские булгары. В.Н.Татищев сообщает, что после взятия Великого города (Биляра) монголами “того же году от пленения татарского многие болгары избегше, пришли в Русь, и просили, чтобы им дать место. Князь великий Юрий весьма рад сему был, и повелел их развести по городам около Волги и в другие”[xii].
После монгольского завоевания Половецкой степи (Дешт-и-Кипчак) половцы оказались в подчинении у монголов. Половецкие ханы и предводители были уничтожены, а их роды и племена были подчинены монгольским феодалам. В дальнейшем небольшое количество монголов, оставшихся в нижнем Поволжье после завоевания Восточной Европы, растворились среди половцев, которые остались основным населением улуса Джучиева в силу своей многочисленности по сравнению с завоевателями. Арабский историк ал-Омари (умер в 1349 г.) писал: “В древности это государство было страною Кипчаков, но когда им завладели татары, то кипчаки сделались их подданными. Потом они (татары) смешались и породнились с ними (кипчаками), и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их (татар) и все они стали точно кипчаки, как будто они одного (с ними) рода, оттого, что монголы (и татары) поселились на земле кипчаков, вступали в брак с ними и остались жить в земле их (кипчаков)”[xiii]. Об этом же пишут современные исследователи. Так, например, Б.Д.Греков и А.Ю.Якубовский отмечают: “Нет сомнения, что в Улус Джучи ушло немалое количество монголов с семьями и со всем своим имуществом, в первую очередь со скотом. Однако передвижение это, тесно связанное с завоеванием, ни в коей мере не могло рассматриваться как переселение. Основная масса монголов осталась у себя на родине, в Монголии. Естественно, что в такой обстановке не могло быть и речи о монголизации завоеванных стран, в данном случае Дешт-и-Кипчак”[xiv]. Так как в Европе монголов называли татарами, то это название было перенесено на половцев, а в дальнейшем и на другие тюркские народы.
Таким образом, немногочисленные монголы, оставшиеся в низовьях Волги и других районах юга Восточной Европы, отюречились. Уже в XIV в. в Золотой Орде был в ходу не монгольский, а тюркский язык с признаками кипчакских и огузских элементов, то есть язык на котором говорили тюрки Средней Азии. При этом историки ссылаются на ярлык Тохтамыш-хана 1383 г. Известно, что еще Узбек-хан (1312-1342) говорил на монгольском языке с другими чингизидами. В том же веке дипломатическая переписка параллельно с тюркским велась и на монгольском языке. “Вся последующая история юго-востока Европы показывает, что от монголов, вернее татар, сохранилось только имя, но не их язык”, — пишут Б.Д.Греков и А.Ю.Якубовский[xv]. Монгольские ханы и феодалы потеряли не только монгольский язык, но и облик своих предков, ибо из поколения в поколение они женились на красивых женщинах из булгарок, русских, украинок, грузинок, осетинок и т.д. Да и просто население Золотой Орды имело в своем составе немало женщин и мужчин, взятых в плен при набегах на Булгарию, Русь, Грузию, Осетию и другие страны. Если учесть, что половцы были европеоиды, то население юго-востока Европы по своему антропологическому виду не очень-то отличалось от населения другой части Восточной Европы. Вот с этими татарами и имели дело русские и смешивались с ними, поэтому-то у южных русских, которые более других вобрали в себя переселенцев-татар и нет ярко выраженных монголоидных черт.
Правящая верхушка любой страны всегда проявляет особую заботу о выгодных династических браках. Подобных соображений придерживались и русские князья во времена подчинения Руси Золотой Орде. Так, Глеб Васильевич, князь белозерский (ростовский) вернулся из Орды в 1257 г. с женой-татаркой. Князь Федор Ростиславич Черный в 1281-92 гг. жил в Орде, там женился на ханской дочери. В 1302 г. ростовский князь Константин Борисович взял жену из Орды. Юрий III Данилович (1281-1325), великий князь московский, был женат на сестре Узбека, хана Золотой Орды[xvi]. Татарки, выходя замуж за русских, выезжали к мужьям с многочисленной челядью и принимали православную веру. Известен факт и службы русских князей в Орде. Русский князь Василий из Карачева в правление Узбек-хана ушел в Белую Орду, там женился на татарке. Их сын Карач-мурза (Иван Васильевич) вернулся на родину отца с немалым числом татар, которые осели на реке Неручи южнее Брянска. Приняв православие, они обрусели и превратились в русских земледельцев.
Таким образом, родственные связи правящей верхушки Руси и Орды были достаточно тесными. Поэтому, когда в 1312 г. хан Золотой Орды Узбек принял ислам в качестве государственной религии, многие золотоордынские татары, не желая перейти в мусульманство, бежали в Русь на службу к православным князьям, прежде всего к московским. “В силу различных политических и семейных причин, — пишет М.Д.Каратеев, — представители татарской аристократии, уже начиная с княжения Александра Невского, стали в свою очередь выселяться на Русь. Тут они всегда встречали хороший прием, переходили в православие, получали землю и службу, женились на русских барышнях и, вливаясь в ряды русской знати, преданно служили своему новому Отечеству. Каждый из них приводил с собой десятки и сотни нукеров и слуг, которые тоже быстро растворялись в русской массе, — таким образом смешение русской и татарской крови шло не только в верхних, но и в нижних слоях общества”[xvii]. Особенно усилился поток татарской знати в Русь, где они переходили на службу к московским государям, после развала Большой орды, наследницы Золотой, и падения Казанского, Астраханского, Ногайского и Сибирского ханств. Теперь уже трудно определить, какие из так называемых татарских мурз принадлежали к булгарскому, ясо-черкасскому (т.е. тому же булгарскому) и половецкому родам. Русские еще во времена Золотой Орды перестали их различать, называя всех тюрок татарами. Ясо-черкасы раньше других тюрок подпали под влияние этноноосферы русских. К концу распада Золотой Орды они уже в большей степени были русскими, чем татарами, хотя и сохраняли свою этническую особенность.
М.Д.Каратеев приводит описание 92 княжеских, 50 боярских, 13 графских и более 300 древних дворянских родов, которые ведут свое начало от татарских предков. К указанному количеству титулованных родов, считает автор, можно было бы добавить еще несколько сот дворянских фамилий татарского происхождения, извлеченных из губернских родословных книг. Простые люди родословные не вели, поэтому сколько русских семей ведут свое происхождение от татарских предков, указать невозможно, но нет сомнения, что они исчисляются многими тысячами. Далее М.Д.Каратеев пишет: “Все эти многочисленные потомки татарских родоначальников уже во втором-третьем поколении обращались в людей чисто русских по духу и по воспитанию. Они честно и верно служили Отечеству, не только сражаясь за него в бесчисленных войнах, но и на всех поприщах мирной жизни дали ему немало выдающихся и даже гениальных людей, прославивших русскую культуру”[xviii]. Переходившие на службу к русским государям татары были пассионариями, которые находили благоприятные условия к приложению своих способностей и энергии в Руси. И их потомки, унаследовавшие пассионарность своих предков, внесли ощутимую лепту в укрепление и развитие русской этноноосферы.
Когда в 1380 г. на поле Куликовом сошлись в битве войска Дмитрия Донского и Мамая, то в рядах противников не было национальной однородности. На стороне Дмитрия Донского вместе с русскими сражались татары (обрусевшие и не обрусевшие) и литовцы. Так, например, татарский мурза Мелик командовал русским сторожевым полком. На Куликовом поле пали два больших воеводы Дмитрия Донского — выходцы из татар, князь Юрий Мещерский и боярин Андрей Серкизов. После поражения татар на Куликовском поле жизнь в Золотой Орде стала еще более неустойчивой и беспокойной. Новая волна золотоордынских феодалов со своими отрядами потянулась в Русь. Среди них был и предок великого русского поэта М.Ю.Лермонтова по материнской линии Аслан-Мурза Челибей. Он со своими воинами перешел на службу к Дмитрию Донскому, был крещен и получил имя Прокопия. Великий князь выдал за него Марию, дочь своего сподвижника Житова. Прокопий и Мария имели многочисленное потомство, одна из ветвей которого и дала жизнь роду Арсеньевых.
“В области науки, — пишет М.Д.Каратеев, — потомками татар были гениальные русские ученые Менделеев, Мечников, Павлов и Тимирязев, историки Кантемир и Карамзин, исследователи севера Челюскин и Чириков. В литературе — Достоевский, Тургенев, Державин, Языков, Денис Давыдов, Загоскин, К.Леонтьев, Огарев, Куприн, Арцыбашев, Замятин, Булгаков и целый ряд других талантливейших писателей и поэтов. В области искусства, только в числе самых ярких его светил, можно назвать балерин Анну Павлову, Уланову и Специвцеву, артистов Каратыгина и Ермолову, композиторов Скрябина и Танеева, художника Шишкина и др.”[xix]. Многие государственные деятели России, военачальники, генералы и адмиралы ее вооруженных сил были потомками татар. Среди них Апраксин и Растопчин, Дашков и Мордвинов, Суворов и Кутузов, Аракчеев и Строганов, Кочубей и Уваров и др. Удивления достойно, насколько русская этноноосфера обладала исключительной и большой “принудительной” силой, что смогла настроить мысли и чувства такого количества иноплеменников на русский лад, в то же время не растеряв своих качеств, а наоборот, укрепив их.
“Татары, — пишет М.Д.Каратеев, — дали России двух царей — Бориса и Федора Годуновых, и пять цариц: Соломонию Сабурову — первую жену Василия Третьего, Елену Глинскую, — его вторую жену, Ирину Годунову, — жену царя Федора Иоановича, Наталью Нарышкину — вторую жену Алексея Михайловича и мать Петра Великого, и Марфу Апраксину, — жену царя Федора Алексеевича. Евдокия Сабурова была женой царевича Ивана, убитого своим отцом — Иваном Грозным”[xx]. Русской церковью к лику православных святых причислены св. Петр Ордынский — племянник хана Батыя, принявший православие, и волжский булгарин — св. Петр мученик Казанский. В первой полови не XVIII в. метивший на упраздненный Петром I патриарший престол был потомок татарина воронежский епископ Георгий[xxi].
Е.П.Карнович отмечает, что “некоторые татарско-княжеские роды достигли богатства и знатности. К числу таких родов принадлежат: князья Урусовы, князья Черкасские и князья Юсуповы. Представители этих родов причислены были при императоре Павле к русско-княжеским родам, а представители двух первых, т.е. Урусовы и Черкасские, еще в XVII в. стояли на высших степенях московского боярства, несмотря на то, что члены этих родов только недавно приняли православную веру. Из них Урусовы были потомками Эдигея, князя ногайского, одного из вождей Тамерлана, а князья черкасские считались потомками египетского султана Инала и были владетелями Кабарды …. Другие татарско — ныне — русско-княжеские роды, как, например, Ширинские-Шихматовы, были потомками татарских мурз, имевших исключительное право вступать в брак с дочерьми крымских ханов. Ширинские мурзы начали приходить в русское подданство в половине XVI века; при этом они принимали православную веру и со временем совершенно обрусели. Но еще задолго перед тем, как предки князей Ширинских-Шихматовых появились в Москве, один из князей или мурз Ширинских, Бахмет, пришел из Большой Орды в Мещеру, завоевал ее, крестился там сам и вместе с собою крестил многих людей. От этого Бахмета (Усейна) и пошли нынешние князья Мещерские”[xxii]. Приходится приводить длинные выписки, чтобы показать написанное русскими историками на основе русских источников. Из них же вытекает, что несмотря на то, что в состав русского этноса влилось большое количество татар, русский народ не отатарился, он сохранил свою духовную культуру в своей основе неизменной, хотя и воспринял отдельные элементы татарской политической жизни и материально-бытовой культуры. А то, что потомки татар развивали русскую культуру, происходило уже в рамках русского менталитета. Подобные же процессы происходили в Волжской Булгарии лишь с той разницей, что булгары и приходившие в Казань татары-половцы были родственными этносами, что дало повод с течением времени некоторым историкам утверждать, что булгары были поглощены татарами, ибо за их родственностью трудно было разобраться в действительных этнических процессах, тем более с течением времени. В действительности же булгарская этноноосфера так же, как и русская, сохранилась в своих фундаментальных основах. Пришлые представители других этносов, восприняв булгарскую духовную культуру на основе исламского вероисповедания, обулгаризовались. Казанские ханы, потомки чингизидов, искренне считали себя булгарами, за исключением тех, которые тяготели к своим обрусевшим родственникам, занимавшим высокие посты в Московском государстве. Нельзя забывать и того обстоятельства, что в XV-XVI вв. татарские ханы только формально, по названию были чингизидами, фактически они были представителями того народа, которым правили, ведь их матери и бабушки были булгарками, русскими, короче представительницами покоренных монголами стран.
За тысячелетие жизни в близком соседстве между булгарами и русскими происходил интенсивный обмен генофондом, что шло на пользу как тем, так и другим. Во всех войнах, которые происходили между Русью и Булгарией, войска той и другой стороны при удачном исходе уничтожали сопротивляющихся с оружием в руках мужчин, но брали в плен сдавшихся, а также женщин и детей. Пленные той и другой стороны, проживая среди местного населения, принимали его образ жизни, веру, молодые женились, выходили замуж, а их дети уже ничем не отличались от русских и булгар. В этом отношении сохранилось интересное свидетельство. После покорения Казани один из митрополитов с горечью писал, что “русские полонянки и неполонянки живут с татарами вместе, пьют с ними и едят с ними с одного и женятся у них … и все люди крестьянские веры отпали и превратились у татар в татарскую веру”[xxiii]. Так что у современных казанских татар, и не только у них, течет немалая доля русской крови.
Булгары, оставшиеся после разгрома Великой Булгарии хазарами на своей прежней территории на Северном Кавказе, после монгольского завоевания Восточной Европы вошли под названием черкасов в состав Золотой Орды. Однако, кажется они не очень-то подчинялись завоевателям. “Герберштейн, — пишет О.В.Ключевский, — знает черкас (…), обитавших в горах за Кубанью (…), смелых пиратов, которые по рекам, текущим с этих гор, выезжали в Черное море и грабили купеческие корабли, плывшие из Кафы в Константинополь и обратно. Эти черкасы не подчинялись ни туркам, ни татарам в России, сказывали Герберштейну, что эти горцы христиане, в религиозных обрядах сходны с греками и отправляют богослужение на славянском языке, который есть вместе и разговорный их язык …. Под именем черкас известны были также полумагоматанские и полуязыческие обитатели страны, простиравшейся к северу от закубанских горцев, между берегом Каспийского моря и Кавказским хребтом”[xxiv]. Первые из черкас были потомками живших здесь еще со времен Великой Болгарии булгар, в последствии они вошли в состав кубанских казаков. А вторые черкасы, о которых идет речь в книге О.В.Ключевского, также были потомками булгар, живших на территории современного Дагестана в пределах Хазарского каганата. Они в последующем вошли в состав терских казаков. Данное обстоятельство указывает на силу этноноосферы русских, действие которой простиралось далеко за пределы основной территории расселения русских и захватывало под свое влияние многие народы, прежде всего тюркские, что вполне соответствовало растущей пассионарности русского народа.
Особенно широко расселились булгаро-татары в русских землях после ликвидации самостоятельности Казанского, Астраханского, а затем и Сибирского царств. Глубокий знаток булгаро-татарской истории А.Х.Халиков о времени после взятия Казани русскими пишет: “Кроме того, из Казанского края местное население насильственно вывозится и расселяется тогда же в русские земли. Так, осенью 1552-1553 годов Иван Грозный “больших и средних казанских людей, татар, всех вывел, продавал им поместья, села и волости в московских городах, а иным в новгородских и псковских”. Очевидно, они были размещены к северу от Москвы, где позднее татарские поселения указываются у Талдома, Икши, Яхромы. В 1555-1565 годах много казанцев и темниковцев — служилых людей — числом более 30 тысяч человек были уведены в ливонскую войну. Некоторые затем осели в Литве и восточных районах Польши и слились с ранее (в 1385) вышедшими сюда золотоордынскими татарами и караимами. Так образовалась польская и литовская группы татар, давшая такие известные фамилии как Якубовские, Келдыши (Кельдюшевы) и др.”[xxv].
После взятия Казани Иваном Грозным дети погибших булгаро-татарских мурз были розданы на воспитание русским боярам и дворянам. Именно в то время появилась русская поговорка о “казанской сироте”. Когда казанские дети выросли и стали взрослыми, им в жены были отданы русские боярышни, а девушки выданы замуж за русских бояр и дворян. Обрусение булгаро-татарских феодалов продолжалось и в дальнейшем. В 1625 и 1648 гг. цари Михаил и Алексей Романовы издали особые указы, запрещавшие помещикам-мусульманам владеть крепостными крестьянами православной веры. В 1713 г. Петр I подписал указ, предписывающий перейти в православие всем татарским мурзам. Е.П.Карнович писал, “что в XVI и преимущественно в XVII вв. русские государи, и между ними в особенности царь Алексей Михайлович, ревнуя о распространении православия между татарами и мордвою, приказывали принимавших православную веру татарских мурз и мордовских “панков” писать княжим именем, …”[xxvi]. Князей из татар было так много, что русские каждого татарина стали называть князем. Из них немногие заняли положение, соответствующее княжескому, большинство же занималось крестьянским трудом, мелкой торговлей и извозчием промыслом. Все же эти меры привели к тому, что среди русского дворянства образовался мощный слой булгаро-татарских помещиков, принявших православие. В дальнейшем все они обрусели, но у многих булгаро-татарские фамилии сохранились. Таковы Державины, Карамзины, Тимирязевы, Баскаковы, Урусовы, Куприны, Шереметьевы и многие другие. Потомки булгаро-татар внесли значительный вклад в государственное устройство, военной дело, культуру и науку России.
Даже после завоевания Казанского и Астраханского царств Россия не сразу порвала со своим татарским прошлым. В.О.Ключевский пишет: “Есть известие, что во главе земщины поставлен был крещенный татарин, плененный казанский царь Едигер-Симеон. Позднее, в 1574 г., царь Иван венчал на царство другого татарина, касимовского хана Саина-Булата, — в крещении Симеона Бекбулатовича, дав ему титул государя великого князя всея Руси. Переводя этот титул государя на наш язык, можно сказать, что Иван назначил того и другого Симеона представителями думы земских бояр. Симеон Бекбулатович правил царством два года, потом его сослали в Тверь. Все правительственные указы писались от имени этого Симеона как настоящего всероссийского царя, а сам Иван довольствовался скромным титулом государя князя, даже не великого, а просто князя московского, не всея Руси, ездил к Симеону на поклон, как простой боярин, и в челобитных своих к Симеону величал себя князем московским Иванцом Васильевым. который бьет челом “со своими детишками”, с царевичами. Можно думать, что не все — политический маскарад. Царь Иван противопоставлял себя как князя московского удельного государю всея Руси, стоявшему во главе земщины; выставляя себя особым, опричным князем московским, Иван как будто признавал, что остальная русская земля составляла ведомство совета, состоявшего из потомков ее бывших властителей, князей великих и удельных, из которых состояло высшее московское боярство, заседавшее в земской думе”[xxvii]. Татарин во главе русского государства, видимо, был поставлен как продолжение прошлой традиции, когда верховным властелином Русской земли считался золотоордынский хан-чингизид, каковым и являлся Симеон Бекбулатович. Но и сам Иван Грозный был чингизидом — далеким потомком Чингисхана, правда, по материнской линии. Его мать Елена Глинская происходила из татарского (отюреченного монгольского) рода, осевшего в Литве во времена князя Витовта и ведущего свое начало от Мамая, женой которого была дочь золотоордынского хана Бердебека, точнее от их сына Мансура. Разница была только в том, что Симеон Бекбулатович был дальним потомком Чингисхана по отцовской линии. Возможно, возведя во всероссийские государи Симеона Бекбулатовича, Иван Грозный хотел сказать: “Вы не довольны, что во главе государства стою я — православный русский царь. Вот вам татарин вместо меня. Пусть будет, как прежде, когда Русью правили золотоордынские ханы”.
Последним из татарских царств при Иване Грозном было покорено Сибирское ханство, образованное в северных районах Белой Орды, где смешение русских и тюрок происходило, пожалуй, более интенсивно, чем в старых мусульманских странах Среднего и Нижнего Поволжья, ибо в Сибири ислам был довольно новым явлением, поэтому обращение недавних язычников в православие было делом более легким, чем в Казани и Астрахани. Покорение Сибири было осуществлено Ермаком с небольшим отрядом казаков, что вызывает у исследователей некоторое удивление. Вячеслав Софронов в своей статье “Кто же ты, Ермак Аленин?” выдвинул предположение, что завоеватель Сибири был представителем свергнутой Кучумом законной династии сибирских ханов, то есть тюрком по крови, поэтому он не только не встретил активного сопротивления своих соплеменников, но и нашел с их стороны поддержку в своем стремлении наказать узурпатора[xxviii]. О благородном происхождении Ермака говорит и известие в сибирских летописях о пожаловании ему Иваном Грозным титула князя сибирского, о чем выражает сомнение Е.П.Карнович: “Сохранилось известие в сибирских летописях, что первый русский завоеватель Сибири Ермак Тимофеевич Повольский был от Ивана IV Васильевича пожалован титулом князя сибирского. Такие известия, однако, весьма сомнительны не только потому, что не встречается насчет этого указания ни в каких делах, но и потому еще, что вообще в государстве московском до Петра Великого пожалования княжеских титулов не производилось, хотя, как мы видели, и были случаи возведения татар даже в царский сан”[xxix]. Но если Ермак был потомком татарских ханов, то пожалование ему Иваном Грозным княжеского титула вполне возможно.
Казаки, воевавшие под руководством Ермака против части сибирских татар, поддержавших хана Кучума, не были им чужими по крови, в своей основной массе они были тюрками, хорошо знавшими татарский язык, их бытовой уклад и обычаи, но тюрками, принявшими православие и немалую долю русской культуры. “Известно, — пишет Эренжен Хара-Даван, используя исследования Быкадорова, — что Московское государство волжским казакам (отрасли донских) еще в начале XVIII в. писало грамоты на татарском языке. Пополнение казачества в XVI-XVII вв. шло значительно больше от тюркско-татарских народов, чем великороссов, не говоря уже об украинцах (черкасах). Наконец, говорить по-татарски у донской старшины конца XVI-XVII в. и начала XIX в. было признаком хорошего тона, как у русской аристократии того времени говорить по-французски”[xxx].
Даже краткое рассмотрение кровнородственных связей двух самых многочисленных народов Восточной Европы — булгаро-тюрок и славяно-русских — показывает нам, что они так глубоко вошли друг в друга, что не прими их предки разное вероисповедание — ислам и православие — менталитет двух этносов на основе этноноосфер с близкими несущими частотами привел бы к более тесному сотрудничеству двух этносов не только в области материальной, но и духовной культуры, и позволил бы избежать той острой конфронтации, которая возникла в последующем. Нельзя забывать, что не только среди русских много выходцев из булгаро-тюрок, но и среди последних немало потомков переселенцев — вынужденных или добровольных — из Руси. Естественно, проследить обратный поток, то есть переселение в булгаро-тюркские страны русских феодалов и простых людей нет возможности, ибо они скрыты под покровом более поздних этнических процессов.
Взаимное культурное влияние булгаро-тюрок и славяно-русских. Взаимные связи и культурное влияние булгаро-тюрок и славяно-русских своими корнями уходит в тьму веков и нам, видимо, на данном этапе развития исторической науки их не дано знать. Однако, известно установление связей, дипломатических и торговых, между Волжской Булгарией и Киевской Русью в конце IX в. Начиная с этого времени, русские летописи и восточные источники постоянно сообщают о контактах булгар и русских. Торговля позволяла знакомиться народам с вещами, произведенными в той или иной стране. Булгары, покупая у русского купца товар, говорили: “Это из Руси”,, а русские, беря в руки вещь у булгарского купца, восклицали: “Из Булгара!”. Это и было началом взаимного культурного влияния булгар и русских. Булгары селились в Руси и обустраивались в соответствии со своими традициями, а русские, живущие в Булгарии, строили свои дома и обустраивали свой быт так, как это было принято у них на родине. Любопытство тянуло их к знакомству с бытом друг друга, а полезное перенимали и применяли у себя. Одинаковый ландшафт и климатические условия Булгарии и Руси способствовали взаимовлиянию, особенно в строительстве, ведении сельского хозяйства и в производстве орудий труда. И не только. Многие предметы быта и украшения булгары и русские заимствовали друг у друга. Таковы истоки сближения двух этноноосфер — булгар и русских, и возникновения между ними положительной комплиментарности. Века антитатарской (не важно было, что булгары не были татарами) пропаганды властей и обслуживающих их историков не могли возбудить непримиримой вражды между булгаро-татарами и русскими в основной их массе.
Тесные экономические, политические и культурные связи Волжской Булгарии с Киевской Русью в дальнейшем были перенесены на Владимиро-Суздальскую Русь. Волга служила главной магистралью, соединяющей два соседних государства. Русские из поколения в поколение жили в Булгарии так же, как булгары в Суздале и других городах Владимирской Руси. На северо-востоке булгарской столицы в XII в. существовал русский поселок за пределами городских укреплений — так было принято в средние века: иноземцы селились вне городских стен. “Планировка домов, их конструкция, перекрытие — все иное, чем у булгар, — пишет Б.Хамидуллин. — Аналогичные жилища известны в древнерусских поселках близ Суздаля и Владимира. В жилищах были обнаружены разнообразные рабочие инструменты, свидетельствующие, что обитатели их занимались различными ремеслами: ювелирным, косторезным, металлургическим, меднолитейным; найдены заготовки поделок и отходы производства. Среди находок, характеризующих быт жителей, преобладают русские вещи: гончарная посуда, стеклянные браслеты, височные кольца, шиферные пряслица, нательные кресты, каменная резная иконка. Даже состав домашних животных в этом поселке другой нежели в булгарских поселениях: в жилищах встречены кости крупного и мелкого рогатого скота, лошадей, свиней”[xxxi]. Известны также поселки со смешанным булгаро-русским населением. В свою очередь булгары постоянно ездили в Русь по торговым и другим делам, иногда оставались там, поселяясь навсегда. Такие тесные контакты между булгарами и русскими приводили к культурному взаимообогащению двух соседних народов. Трудно сказать, кто из них оказал большее культурное влияние на другого. В основном через Булгарию шло культурное взаимодействие Северо-Восточной Руси с восточными странами — Средней Азией, Персией, Индией, Китаем. Чаще восточное культурное воздействие на Русь оказывалось обулгаризированным.
Широкой популярностью и спросом в Восточной Европе пользовалась булгарская керамика. Она завозилась из Булгар или производилась на месте булгарскими мастерами во Владимире, Суздале, Муроме, Москве, Нижнем Новгороде и других русских городах. Женские украшения, изготовленные в Волжской Булгарии обнаружены в таких далеких областях, как Киевская, Львовская и Смоленская. Медь, которая использовалась для производства украшений, домашней утвари и ритуальных сосудов, выплавлялась в основном в Булгарии. Как сырье она вывозилась и в другие страны, в том числе и в Русь. О том, что булгары жили во Владимиро-Суздальской земле сообщают русские летописи и В.Н.Татищев[xxxii]. “Булгары, — пишет Р.Г.Фахрутдинов, — приходили в Суздальский край и в качестве мастеров, даже для строительства христианских церквей. Источниками при этом являются летописное известие и данные В.Н.Татищева. Так, Лаврентьевская летопись под 1230 год сообщает о том, что Святослав Всеволодович велел снести церковь Святого Юрия (в г. Юрьеве), которую построил его дед Юрий (то есть Юрий Долгорукий), но к тому времени обветшала. В.Н.Татищев же добавил о постройке на том месте новой церкви. Мастером при этом был булгарин. С.М.Шпилевский полагает возможность получения из Булгарии не только мастеров, но и строительного материала. Для подтверждения этой мысли он приводит сообщение из рукописного жития Андрея Боголюбского, которое опубликовал в свое время В.Доброхотов: “Близ Боголюбския обители; яко поприще едино на реке Клязьме, в лугу, нача Великий князь Андрей здати церковь во имя Пресвятыя Богородицы Честнаго ея Покрова, на устье реки Нерли, из собираемых и дволетием из Болгар вывозимых камней для строения во Владимире Соборныя Успения Пресвятыя Богородицы церкви и других десятыя частия, яже по велению его на том месте отлагаемы бываху”. В.Доброхотов полагал, что эти камни начали вывозить из Булгарии в 1164 году, в год похода туда Андрея Боголюбского. С.М.Шпилевский же считает, что строительный материал от булгар русские могли получать в любое время как товар или просто с дозволения дружественных владетелей Булгарии”[xxxiii].
О взаимной культурной связи Волжской Булгарии и Руси писали многие авторы, но, к сожалению, больше в форме постановки проблемы, а не в виде исследования. Так, например, М.Г.Худяков писал: “Вряд ли когда-либо будут определены размеры взаимных культурных влияний между до-татарской Русью и Волжской Болгарией, хотя указания на эти влияния и имеются, например, известно, что Андрей Боголюбский был женат на болгарке, и что для предпринятых им архитектурных работ белый камень привозился из Волжской Болгарии. О тех же влияниях свидетельствуют восточные мотивы рельефных изображений и арабесок, покрывающих наружные стены храмов Владимиро-Суздальской области. Соседившие друг с другом Русь и Болгария стояли приблизительно на равной ступени развития, и между ними существовало взаимное равновесие”[xxxiv]. Однако, со времени завоевания Волжской Булгарии и Руси Батыем и включения их в состав Золотой Орды, хотя и на автономных правах, булгарское культурное воздействие на Русь затемняется под общим названием татарского, а русское культурное воздействие на булгар и золотоордынцев теряется в развалинах Золотой Орды и Казанского ханства.
О влиянии татарской (в целом туранской) культуры на русскую культуру, в том числе и политическую, отчетливо и громко, даже с некоторым вызовом, заявили евразийцы. Евразийство возникло среди русских ученых-эмигрантов в 20-х гг. нашего столетия. Его зачинатели издали в Софии в августе 1921 г. сборник под названием “Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев”, который включал в себя десять статей четырех авторов: экономиста П.Н.Савицкого, искусствоведа П.П.Сувчинского, философа Г.В.Флоровского, лингвиста и этнографа Н.С.Трубецкого. К евразийству примкнули историк Г.В.Вернадский, философы Л.П.Карсавин, С.Л.Франк и др. В 1922 г. евразийцы выпустили еще один сборник — “На путях. Утверждение евразийцев”. Систематическое и обобщенное изложение своей концепции они осуществили в статье “Евразийство. Опыт систематического изложения”, а также в сборнике “Тридцатые годы”, вышедшего в 1931 г. в Париже. Кроме того, с 1925 по 1927 г. было осуществлено издание двенадцати выпусков “Евразийской хроники”. Возможно, они даже несколько перегнули палку в стремлении выпрямить его. Ведь невозможно отрицать влияние татарской культуры на русскую, но тем не менее в XX столетии все чаще эта сторона русской истории или замалчивалась или выдавалась за ничтожную.
Квинтэссенцией подобных взглядов является книга историка-эмигранта С.Г.Пушкарева “Обзор русской истории”, изданная в 1953 г. в Канаде, в которой он писал: “Влияние татар на русскую культуру вообще было невелико, поскольку руководящей культурной силой на Руси оставалась православная церковь и поскольку покоренное русское население не входило в близкое общение со своими завоевателями, резко отделяясь от них различием религий и национально-политическим антагонизмом. Да и не могло быть длительного близкого общения между русскими и татарами, поскольку татары только в первые десятилетия своей власти держали на Руси своих баскаков и свои гарнизоны, а потом русское население чувствовало татарское иго только уплатой ордынского “выхода”, собираемого своими князьями, да иногда видело татарские военные отряды, посылаемые ханом по просьбе какого-нибудь русского князя для борьбы с его противниками”[xxxv]. Можно подумать, что автор понятия не имеет, что тысячи татарских феодалов переходили на службу к русским князьям, особенно к московским, со своими воинами и слугами. Во времена Василия II в Москве было уже столько татар, что, слыша всюду татарскую речь, москвичи возмущались: русский ли это город?
Один из самых последовательных евразийцев Н.С.Трубецкой писал: “Московское государство возникло благодаря татарскому игу. Московские цари, далеко не закончив еще “собирания русской земли”, стали собирать земли западного улуса великой монгольской монархии: Москва стала мощным государством лишь после завоевания Казани, Астрахани и Сибири. Русский царь являлся наследником монгольского хана. “Свержение татарского ига” свелось к замене татарского хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву. Даже персонально значительный процент бояр и других служилых людей московского царя составляли представители татарской знати. Русская государственность в одном из своих истоков произошла из татарской, и вряд ли правы те историки, которые закрывают глаза на эти обстоятельства или стараются преуменьшить его значение. …Чудо превращения татарской государственности в русскую осуществилось благодаря напряженному горению религиозного чувства, благодаря православно-религиозному подъему, охватившему Россию в эпоху татарского ига. … Произошло обрусение и оправославление татарщины, и московский царь, оказавшийся носителем этой новой формы татарской государственности, получил такой религиозно-этический престиж, что перед ним поблекли и уступили ему место все остальные ханы западного улуса. Массовый переход татарской знати в православие и на службу к московскому царю явилось внешним выражением этой моральной притягательной силы”[xxxvi]. Необходимо отметить, что заимствования органически перерабатывались этноноосферой русских на свой лад, поэтому этнические процессы, происходящие в Руси, были явлением чисто русским по сути, хотя иногда они принимали иноземные (в данном случае татарские) формы.
Но, с другой стороны, и вошедшие в Россию народы бывшей Золотой Орды не смотрели на русского царя как на совершенно чуждого им. Он для них был своим правителем, хотя находился далеко и сидел высоко. Для такого восприятия русского царя тюркскими и монгольскими народами Азии есть свои исторические основания. Когда Чингис-хан передал Джучи западные владения от Джунгарии до Урала и далее на запад “до тех мест, до которых дойдут монгольские кони”, то при избрании ханов Кипчакского царства, как стали называться эти земли, в первый день вывешивался белый флаг. По цвету флага царство Дешт-и-Кипчак получило название Белой Орды, а его правитель — Белого хана. “Расширившись новыми земельными приобретениями, — пишет Эренжен Хара-Даван, — царство Кипчак обратилось в Золотую Орду. Когда впоследствии это царство — не только территориально, но и с монголо-туранскими народами, его населяющими, — перешло под власть Московского царя, последний в глазах этих народов продолжал являться все тем же Белым царем Белой орды — наследником Белых ханов”[xxxvii].
Некоторые исследователи считают, что самодержавие и централизм Московское государство унаследовало от золотоордынских установлений. Податное население в Кипчакском царстве платило хану дань в размере одной десятой части дохода каждого хозяйства, а также посылало десятого человека в ханское войско. Взиманием дани и набором воинов заведовал чиновник, которого по-монгольски называли “даруга”, а по-татарски — “баскак”. Он был представителем хана в покоренных странах. В Золотой Орде существовала строгая соподчиненность в администрации и войске. Такую же жесткую иерархию татарские ханы вводили в зависимых от них странах. В Руси золотоордынский хан одного из князей ставил старшим, выдавая ему “ярлык” на великое княжение. Другие князья должны были строго ему подчиняться. Все распоряжения хан посылал через великого князя, указания которого как требования самого хана удельные князья должны были беспрекословно исполнять. Начиная с Ивана Калиты, за некоторым исключением, великими князьями были московские правители, как наиболее лояльные к золотоордынской власти. Данное обстоятельство способствовало возвышению Москвы и собиранию русских земель вокруг нее. Во второй половине XIII в. татары переписали население Руси и сами собирали дань. При Иване Калите это право было предоставлено ему, которое в дальнейшем наследовали московские великие князья. Собранная дань отправлялась в Орду самим великим князем. Золотоордынским ханам было выгодно иметь в империи твердый порядок и спокойствие, что создавало благоприятные условия развитию производства и торговли. Чем богаче были зависимые страны, тем большую дань они могли платить. Для доставки распоряжений хана и его администрации по всей стране была создана надежная сеть ямской службы. “Организация России, — пишет Эренжен Хара-Даван, — явившаяся результатом монгольского ига, была предпринята азиатскими завоевателями, разумеется, не для блага русского народа и не ради возвеличивания Московского великого княжества, а в видах собственных интересов, а именно, для удобства управления покоренной обширной страной. Они не могли допустить в ней обилия мелких владетелей, живущих за счет народа, и хаоса их нескончаемых распрей, подрывающих экономическое благосостояние подданных и лишавших страну безопасности сообщений, а потому, естественно, поощряли образование сильной власти московского великого князя, которая могла бы держать в повиновении и постепенно поглощать удельные княжества”[xxxviii].
Татарское правление оставило свой след и на культуре русского народа, как духовной, так и материальной, причем не в одном лишь отрицательном отношении. Утверждения некоторых авторов, что все культурные влияния татар заключаются в ожесточении характера русского народа и падении его нравов, что от татар русские восприняли неприличную брань — мат, не имеет под собой никакой основы. Причем тут татары, если низами русского общества обыкновенное тюркское слово “жениться” было превращено в матерную брань. Что же касается ожесточенности характера русского народа в золотоордынский и послезолотоордынский периоды, то данное обстоятельство также не соответствует действительности. Так, например, итальянский дипломат Амброджо Контарини, проживавший в Москве с сентября 1476 по январь 1477 г. в своем “Рассказе о путешествии в Москву” постоянно подчеркивает доброжелательный и приветливый характер русских. Нравы общества по пассионарной теории этногенеза Л.Н.Гумилева зависят от фазы этногенеза, в которой в данный период своей истории этнос находится. В тот период, о котором идет речь, русский этнос находился в фазе подъема своего этногенеза и о падении нравов говорить не приходится. Именно в крепости их нравов одна из причин возвышения русских среди других народов Восточной Европы в XV-XVI вв.
Татары непосредственно не внесли свою лепту в духовную культуру Руси, точнее могли внести только в пределах русской этноноосферы, приняв православие и образ мышления русского народа, но создали для ее развития благоприятные условия. Говоря о татарском владычестве над Русью, М.Д.Каратеев пишет: “В моральном и духовном отношении гнет их для Руси на был тяжек: на ее исторические традиции и бытовой уклад они не посягали, были абсолютно веротерпимы, к православной церкви относились с неизменным уважением и оказывали ей всяческое покровительство, о чем красноречиво свидетельствует ряд сохранившихся ханских ярлыков”[xxxix]. Далее автор приводит следующую выдержку из ярлыка великого хана Менгу-Тимура, данную им в 1269 г. главе русской Церкви, митрополиту Кириллу: “Церковные земли все, — и леса, и воды, огороды, виноградья и сады, зимовища и летовища, — да не заимают онных ни в чем баскаки, ни сановные ни служилые люди, а что было взято, да и отдадут немедля и беспосульно. А церковные люди все: мастеры, сокольники, пахари, холопы и слуги и работницы и все кто будут из церковных людей, — никого да не заимают ни во что, ни в работу, ни в сторожу. А попове и чернецы ни дани, ни поплужницы, ни таможницы ни иного чего не дают, а кто с них возьмет, — баскаци наши, княжьи писцы либо иной кто, — смертию да умрет. А кто в законе их, — иконы, книги либо иное что, — того да не емлют, не издерут и не погубят. А кто веру их будет хулити, тот человек обвинен будет и умрет”[xl]. Все последующие ханы, которые, начиная с Узбек-хана, стали мусульманами, давали русской Церкви подобные ярлыки, не только подтверждая предыдущие, но и расширяя ее права и привилегии в новых установлениях. Хан Узбек, например, в ярлыке, данном русской Церкви, добавил следующие положения: “Все чины православной церкви и все монахи подлежат лишь суду православного митрополита, отнюдь не чиновников Орды и не княжескому суду. Тот, кто ограбит духовное лицо, должен заплатить ему втрое. Кто осмелится издеваться над православной верой или оскорблять церковь, монастырь, часовню — тот подлежит смерти без различия русский он или монгол. Да чувствует себя русское духовенство свободными слугами Бога”[xli]. В 1261 г. митрополит Кирилл учредил в Сарае епископию, названную Сарской. В столице Золотой Орды действовали пять православных церквей.
Естественно, владычество татар не было благом для Руси. Немало материальных средств, необходимых самой стране, уходило в Орду. Завоеватели по-разному поступают с побежденным народом. Одни уничтожают его культуру, разрушая церкви, насильно обращая население в свою веру, используя для этого самые изуверские способы, от содержания в тюрьмах до изъятия собственности или обложения непомерно тяжелыми налогами. Другие, ограничивая политическую свободу государей побежденного народа, обложив население данью в десятую часть (“десятина”) всех доходов, не вмешиваются во внутреннюю жизнь народа, не нарушают естественные этнические процессы, протекающие в зависимой стране. Второго пути придерживались золотоордынские ханы. Однако, они жестоко карали, если нарушались устанавливаемые ими порядки или возникали распри между князьями. Карательные походы татарских ханов остались в памяти русского народа как времена лихолетья. Такой последний поход, организованный Мамаем в 1380 г., закончился сокрушительным поражением для татар. Само татарское влияние сыграло в победе над Мамаем на руку русским. Победа была достигнута блистательным применением резерва, когда в решающую минуту возможного перевеса татар Владимир Храбрый со своим полком бросился на них. “По мнению генерала Иванина, — пишет Эренжен Хара-Даван, — идея резерва, чуждая тогдашнему русскому (и вообще европейскому) военному искусству могла быть заимствована Дмитрием от монголо-татар”[xlii]. Победитель Мамая на Куликовом поле Дмитрий Донской стал национальным героем, а само событие дало толчок к осознанию русским народом своего величия. Мысли и чувства, связанные с победой над татарами, образовали мощный импульс в развитии этноноосферы русских.
О влиянии татарской культуры на государственное устройство и военное искусство Московской Руси писали многие исследователи. “Хотя боярская дума, — пишет М.Г.Худяков, — находит себе близкую параллель в совете карачи, бояре и дети боярские — в князьях и огланах (вплоть до тождества терминов “дети боярские” и “оглан”, т.е. сын), а местничество в родословных счетах татарской аристократии, но мы не решаемся судить о причинах такого параллелизма. Более существенным нам представляется вопрос о влиянии курултая на земский собор. Из описания курултая 14 августа 1551 года, приведенного в “Царственной книге”, мы знаем о составе собрания “всей Казанской земли”. Нет сомнения, что собрание в таком же составе были известны казанцам и ранее, …”[xliii]. Можно вспомнить упомянутый Ибн-Фадланом собрание представителей булгарских племен на реке Джавшыр для решения вопроса о принятии ислама всем народом, которое было предпринято царем булгар Алмасом. В России земский собор появился накануне завоевания Казани. Первые земские соборы по составу были очень схожи с курултаем. Стоглав 1551 г. состоял из духовенства, боярской думы и представителей воинства, то есть тот же состав различных сословий, что и в курултае: духовенство, князья и огланы. М.Г.Худяков отмечает: “Трудно думать о случайности совпадения в составе двух этих собраний, состоявшихся в одном и том же году. Вопрос о том, откуда направлялось заимствование очевиден: для Казанского ханства “сбор всея земли” был старым привычным учреждением, для нарождавшейся новой России он был нововведением”[xliv].
Когда речь идет о монгольском влиянии на Русь, видимо правильнее будет говорить о татарском воздействии, имея в виду не только монголов, но и тюрок, ибо многое из того, что монголы применяли в государственном строительстве и быту не было чисто монгольским изобретением. Они сами очень многое заимствовали в Китае, Персии и других завоеванных странах, а также у тюркских народов, в том числе у булгар. Так, например, заманивание в засаду и использование резервов булгары применили еще в 1223 г., когда монголы под водительством Субэдея совершили первый поход на Булгарию, но были разбиты ее войсками. Как хорошие ученики, монголы, видимо, учли этот горький урок. Что касается Казанского ханства, то в ее государственном устройстве многое было воспринято от Волжской Булгарии как ее предшественницы, хотя престол и занимали татарские по происхождению ханы. Короче, между тюрками, русскими и монголами времени Золотой Орды взаимные культурные влияния настолько тесно переплелись, что они дали основание Л.Н.Гумилеву говорить о едином российском суперэтносе.
Казимир Валишевский о культурном влиянии татар на русских образно писал: “Завоеватели XIII века не мешали культурному развитию Руси. Напротив, они сами, до некоторой степени, передали ей свою цивилизацию. Взгляните на москвича XVI века: он, кажется, с ног до головы одет по-самаркандски. Башмак, азям, армяк, зипун, чебыги, кафтан, очкур, шлык, башлык, колпак, клобук, тафья, темляк — таковы татарские названия различных предметов его одеяния. Если, поссорившись с товарищем он станет ругаться, в его репертуаре неизменно будет фигурировать дурак, а если придется драться, в дело пойдет кулак. Будучи судьей, он наденет на подсудимого кандалы и позовет ката дать осужденному кнута. Будучи правителем, он собирает налоги в казну, охраняемую караулом, и устраивает по дорогам станции, называемые ямами, которые обслуживаются ямщиками. Наконец, встав из почтовых саней, он заходит в кабак, заменивший собой древнюю русскую корчму”[xlv]. Все эти слова татарского происхождения. Ритуалы “бить челом”, выбор невесты на смотринах, осыпание монетами при коронации в сфере дворцовой жизни русских царей возникли под татарским влиянием. Особенно ощутимый след татары оставили в русском языке, что говорит о влиянии на русских и материальной культуры своих соседей. В области торговли татарскими являются слова: алтын, амбар, аршин, базар, бакалея, балаган, барыш, батман, деньга, караван, лабаз, магарыч и т.п., в одежде, обуви и принадлежностях костюма: башлык, башмак, бешмет, кисет, кошель, кушак, сафьян (сафьяновые сапоги) и т.п. Названия тканей атлас, бязь, камка, кармазин, кумач и др. также татарские. По-татарски названы украшения: алмаз, бирюза, жемчуг и т.д. В области военного дела татары дали названия: атаман, есаул, казак, улан, богатырь, ертоул, кремль, бахтерец, кинжал, кобура и т.д., в скотоводстве — аргамак, аркан, кошира, отара, буланый и т.д., в строительстве — каланчи и калитки, в средствах передвижения — кибитка и кошева, в домашних вещах — барахло. “Эти заимствования совершались в различное время, — пишет М.Г.Худяков, — и входили в русский язык с разных сторон, но они могут дать некоторое представление о степени развития татарской культуры и уяснить культурные взаимоотношения двух соседних народов”[xlvi].
О достаточно высокой культуре Казанского царства, наследовавшего Волжской Булгарии, и о ее соответствии уровню культуры Московской Руси, сказано немало. Вполне естественно, что два народа — булгаро-татары и русские, — столько веков живущие по соседству, не могли не оказать друг на друга культурного влияния, что отложило общие черты и на их психический склад. В трудную годину не помогали ли друг другу русские и булгаро-татары? Таких примеров много. Обратим внимание лишь на один уже из нашей эпохи, который приводит в своей книге Эренжен Хара-Даван, ссылаясь на Н.Рудакову: “В 1918 году в феврале красная гвардия и советы докатились до Уфы, которая большей своей частью татарская. Совет приказал арестовать митрополита Уфимского Андрея (кн. Ухтомского) и реквизировать церкви для каких-то целей… Но приказ не был приведен в исполнение, не благодаря сопротивлению православных, а благодаря энергичному протесту татар-мусульман, заявивших, что они не выдадут “этого великого муфтия” врагам Бога, как не позволят оскорбить “православные мечети””[xlvii].
О влиянии русской культуры на булгаро-татарскую до взятия Казани Иваном Грозным в 1552 г. найти конкретные указания трудно не в том смысле, что их не было. Они были и, видимо, не в меньшей степени, чем воздействие булгаро-татар на русских, но они как бы затерялись в позднейших наслоениях русского культурного воздействия на население Средней Волги, после его вхождения в состав России. Тогда, когда булгаро-татарская культура как бы застыла в своем движении вперед, русская культура, получив мощный импульс от приобретенной свободы и вступления этноса в акматическую фазу своего этногенеза, стала ускоренно развиваться. Теперь татаро-булгарским пассионариям для реализации своих творческих возможностей необходимо было переходить в православие и вносить свою лепту в развитие русской культуры под воздействием русской этноноосферы и для ее укрепления или же покидать свою родину и искать приложение своим силам и способностям в мусульманских странах. Данное обстоятельство ослабляло булгаро-татарский этнос, его этноноосфера застыла на определенном уровне, подпитываясь лишь мыслями и чувствами булгар, еще не забывших прошлое свое величие. М.Г.Худяков по этому поводу писал: “…И грустью полны слова татарского летописца той эпохи: “Иш-Мухаммед сын Тугк-Мухаммеда был праведный человек. В деревне Адай 36 лет руководил школой, которая процветала при нем и привлекала много учеников… Между тем в течении 20 лет из знающих этот путь и причастных ему никого не осталось”…”[xlviii].
Таким образом, кровнородственные связи булгаро-татар и славяно-русских, их взаимное культурное влияние устанавливались и протекали на огромных пространствах Евразии в течение многих столетий. Противоборство двух основных этноноосфер Восточной Европы — булгаро-татар и славяно-русских — до падения тюркских ханств шло с переменным успехом. В какие-то века тюрки имели преимущество, но растеряли его, не сумев объединить свои усилия в противостоянии с набирающим силу русским этносом, молодым, сплоченным и знающим свои цели. Этому есть естественные причины: булгаро-тюркский этнос как более старый не устоял перед напором молодого русского этноса. После падения своей власти он лучшие свои силы и оставшиеся творческие способности отдал русскому этносу, созидая в его составе мощную державу и высокую культуру, воплотившиеся сначала в Российской империи, а затем в СССР.