Куликовская битва в свете булгарских источников: ответ Рустаму Набиеву
Авторы: Бегунов Ю. К., Нурутдинов Ф. Г.-Х.
Куликовской битве 8 сентября 1380 г., закончившейся победой Московской Руси над Калга – Субой (так булгары называли Мамаеву Крымско-Азовскую орду), посвящено большое количество исторических и литературных источников, в том числе летописей, сказаний, преданий – русских, восточных и европейских.
Однако, у некоторых исследователей с легкой руки академика А. Т. Фоменко вызывает сомнение самый факт битвы и место битвы. Так казанский исследователь Р. Набиев полагает, что такой битвы вовсе не было . В доказательство он не приводит никаких новых аргументов, не ссылается на новые источники, а только выражает сомнение в достоверности русских летописей, якобы выдумавших эту битву. Такая точка зрения называется гиперкритической, к тому же совершенно не обоснованной. Другое дело, если бы Р. Набиев привел источниковедческие аргументы.
Однако он этого не сделал, а прибег к словесному эквилибрированию, уличая предшественников в противоречиях (типа «молодой Бегунов» против «нынешнего Бегунова»). Такое противопоставление выглядит надуманно, тем более, что один из авторов этих строк остается всегда самим собой и ниотчего никогда не отказывается. А факты Куликовской битвы, давно установленые наукой, остаются незыблемыми. О том, что эта битва произошла именно 8 сентября 1380 года на Куликовом поле, у реки Дон, за чертой Хэлэк, свидетельствуют и булгарские источники, о которых Р. Набиев почему-то умалчивает, а мы собираемся их рассмотреть. «Фигура умолчания» не прибавляет веса полемизирующей стороне. А битва бесспорно закончилась победой русского оружия и поражением сил темника Мамая. Правда, следовало бы уточнить, в какой мере действия Московского великого князя соответствовали действиям сарайского султана Тохтамыша (с 1357 г. Сарай являлся столицей Булгарского царства), стремившегося наказать узурпатора Мамая. Нам кажется, что их тактические действия временно совпадали, но стратегические цели были разные. Так Тохтамыш стремился укрепить сарайско-булгарскую власть над Москвой, а св. Димитрий мечтал об освобождении Москвы от Сарайской власти. Думается, что великий князь Московский участвовал в борьбе против узурпатора Мамая на стороне законного царя Тохтамыша, главным образом, для того, чтобы получить легальную возможность объединить русские силы и и выявить реальную мощь московского войска. Помимо того, великого Московского князя Димитрия Ивановича в предстоящей войне с Мамаем не могло не привлекать и то обстоятельство, что Тохтамыш разрешил всем своим войскам, в том числе и булгарским, и московским, переходить в борьбе с мамаевцами «Хэлэк джэртык», ту линию или черту «Хэлэк» отделявшую собственно московские и рязанские земли от кочевий сарайских ханов и князей; до 1380 года пересекать эту линию можно было только сарайским войскам. Она как будто бы проходила возле Куликова поля, по левому берегу Дона, и от донских переправ шла к бассейну реки Пьяны. Об этом сообщает летописный свод Даиша Карачая аль-Булгари и его продолжателя Юсуфа аль-Булгари «Нариман тарихы», 1391-1787 гг .
Как сообщает нам свод «Нариман тарихы», данные которого впервые вводятся в научный оборот. Тохтамыш сумел заинтересовать в борьбе с Мамаем и булгар. По сведениям «Нариман тарихи», свода корачаева-булгарских летописей, Тохтамыш был верным патриотом Булгара. Сразу после занятия весной 1380 года города Сарая Тохтамыш объявил себя султаном Булгарского царства (добавим, что в 1357 году Ак-Орда была ликвидирована, и на ее месте возникло Булгарское царство, которое существовало до 1437 года). Он вступил в союз с еще одним Булгарским государством – Булгар аль-Харидж (Гарач Булгар), или Мэнгу Булгаром (эту его территорию исследователи часто называют «Казанской Булгарией»). Благодаря этому Тохтамыш получил в борьбе с Мамаем необходимую для него булгарскую помощь («Нариман тарихы» – Ю. Б., Ф. Н.).
Конечно, дошедшие до нас русские источники, которые почему-то не нравятся Р. Набиеву, имеют недостатки. Но и при этих недостатках, о которых мы еще будем говорить, эти источники неопровержимо свидетельствуют о том, что Куликовская битва 1380 года была, и она осталась победоносной и судьбоносной для русских, которые начинают с той поры свой отсчет времени новой свободной Великороссии.
Между тем, недавно был обнаружен еще один русский источник: это ростовские летописи XIV в. о Куликовской битве в передаче ростовского краеведа А.Я. Артынова, где подробно рассказывается о сборе войск в Ростовском княжестве и о путях их следования именно по полю Куликову в день битвы .
Однако, русские сведения о Куликовской битве, как мы увидим далее, подверглись в середине XV-начале XVI вв. редактированию, и теперь реконструировать их первоначальные тексты – хотя бы в общих чертах – можно лишь при помощи булгарских источников (такова точка зрения Ф. Г.-Х. Нурутдинова).
Так из булгарских источников только два – свод волжско-булгарских летописей Бахши Имана «Джагфар тарихы» («История Джагфара»), 1681-1683 гг., и свод карачаево-булгарских летописей Даиша Карачая аль-Булгари и Юсуфа аль-Булгари «Нариман тарихы» («История Наримана»), 1391-1787 гг. – хорошо сохранились сведения о Куликовской битве 1380 года. В «Джагфар тарихы» эта битва называется «Мамай сугэшэ» (можно переводить и как Мамаева битва и как Мамаева война), а в своде «Нариман тарихы» – еще и «Саснак сугэшэ» («Саснакская битва»). «Саснак» по булгарски значит «болотный кулик» и русское «Куликовская битва» – это перевод булгарского «Саснак сугэшэ». Мы говорим об этом с уверенностью потому, что русские летописцы ошибочно (по мнению Ф.Г.-Х. Нурутдинова) определяют Куликово поле как место битвы у современной реки Непрядвы, между тем, согласно сведениям «Нариман тарихы», основная часть Куликова поля располагалась между реками Саснак («Кулик»; современная Сосна) и Кызыл Мича («Красивый Дубняк или Дуб», современная Красивая Меча). И только края Саснак кыры («Куликова поля») немного заходили за эти реки. Так в «Нариман тарихы» говорится: «Саснак кыры (Куликово поле) начинается на правом берегу Саснак (Сосна), а заканчивается на левом берегу реки Кызыл Мича».
На этом поле, на котором началось одно из сражений Мамаевой войны 1380 года, Саснакское сражение, находится несколько лесков. Севернее Кызыл Мича начинаются большие болота, которые у реки Каенсу («Березовая река», современная Непрядва) образуют одну большую топь. Среди этой топи, на «острове», во время Мамаевой войны прятался балынский улубий (Московский великий князь) Иджим-Тюряй (Димитрий Иванович). После Саснакского сражения эмир булгарского казацкого бейлика (владения, княжества) Чирши (Чыршы, Ширши, т.е. «Елецкое княжество») Саурбек Барынджар похоронил павших в ней булгар у чиршийского аула Кызыл (ныне – Красное на дороге Елец-Лебедянь). Это булгарский бек Булат, сын Бигеша (Бегича), на левом берегу Кызыл-Мича, в ямах и траншеях балынцев, а Иджим-Тюряй похоронил павших балынцев (москвичей) севернее Кызыл Мичи, на реке Нимрад («Полувода», или «Полурека»; так булгары называют реки с невкусной или непитьевой водой) и дал ей новое название Субар, т.е. «Очень славная река» (современная Перехвал). А название Нимрад Иджим-Тюряй дал реке Каенсу (современная Непрядва). На северном краю поля (Куликова), на берегу речки Яшелсу («Зеленая или Синяя река»), впадающей в Кызыл Мича, растет красивый дубовый лес.
Не будем однако путать современную Непрядву (Каенсу) и «старую» Непрядву – Нимрад (Перехвал), впадающую в Дон в 70 верстах южнее устья современной Непрядвы. Между тем, авторы русских сказаний о Куликовской битве «старой» Непрядвой называют современную Непрядву, и это доказывает, что они писали значительно позднее авторов булгарских известий о Куликовской битве, знающих «старую» Непрядву и факт переименования Каенсу в «Непрядву».
Намного позднее происхождение русских информационных источников и их зависимость от булгарских сказаний о Саснакском (Куликовском) сражении доказывает также факт незнания русскими авторами названия господствовавшего над русскими землями государства. Дело в том, что с 1357 по 1437г. русские князья имели дело уже не с татаро-монгольской Ак-Ордой, а с Булгарским, или Сарайско-Булгарским царством. Вот что сообщается об этом в своде «Нариман тарихы»: «Государство татар (монгольских завоевателей), образованное Биркаем (ханом Берке) в 1257 году и поэтому получившее его имя «Барриятель Баракат», в 1357 году было уничтожено султаном Бердибеком (1357-1359), истребившим династию Батая (Батыя) и основавшим на месте «Барриятель Баракат» Булгарское царство . Это Булгарское царство, которое для отличия от внешней Булгарии называлось «Сарайско-Булгарским» и «Кыпчако-Булгарским», особенно возвысилось при султане Тохтамыше (1380-1406), а просуществовало до 1437 года, вплоть до того момента, когда слилось с государством Мэнгу Булгар, или Булгар аль-Хариджем («Внешней Булгарией», это независимое булгарское государство с центром в Казани) в одно Казанско-Булгарское царство сеид-эмиров из рода Ашрафидов.
После взятия Казани балынцами (москвичами) в 1552 году Казанско-Булгарское царство стали называть просто Булгарским царством, или Кичи-Булгаром («Малым Булгаром»). Это Булгарское царство просуществовало до 1740 года и последним его эмиром был Карасакал из булгаро-суварской династии Тукай (текст записки Юсуфа аль-Булгари продолжателя «Нариман тарихы», в котором рассказывается о том, что случилось после 1391 года; он дошел до нас вместе с текстом «Нариман тарихы», и мы считаем его неотъемлемой частью свода «Нариман тарихы»).
Даиш Карачай аль-Булгари – автор свода «Нариман тарихы» 1391г., продолженного в 1787г. Юсуфом аль-Булгари, считает, что Саснакское сражение было частью Мамаевой войны 1380г. и пишет о нем очень кратко. При описании Мамаевой войны Даиш опирался главным образом на устные и письменные рассказы участников этой войны. «Наиболее интересными, – пишет Даиш, – мне показались рассказы эмира Чулман-Булгара (Закамской Булгарии) Бахта-Мохаммеда и Сабана Халджи (автора «Задонщины»), а также сведения записок представителей рода Нарыковых – «Нарыг тарихы» («История Нарыка»)».
«Эмир Сабан Кашани (не путать его с Сабаном Халджой!) сообщил мне мало существенного, видимо, опасаясь ухудшить свое положение…Суть рассказанного Бахта-Мохаммедом можно кратко изложить так: когда царю (Тохтамышу) стало известно о зловещем намерении Мамая напасть на столицу совместно со своими друзьями в Алане (из Алании), то он велел Газану Абдалу и Бахта-Мохаммеду оторвать от Мамая артанцев (литовцев), кортджакцев (москвитян), кисанцев (рязанцев), а Коч-Кумыку – кубанских алан-карачайцев. Прибыв к москаулыйцам (москалям), Бахта-Мухаммед увидел их приготовления к войне и сказал улубию ак-балынцев (великому князю Московскому): «Мы загородим Мамаю путь в Артан (Литовское великое княжество) и Кортджак (Московию). Если ты не поможешь, или станешь мешать, то мои булгары и туркмены перевернут в Ак-Балыне (Северо-Восточной Руси) все вверх ногами!» А Газан так сказал беку артанцев (князю Ягайло Ольгердовичу): «Царь (Тохтамыш) движется по Хэлэку (вдоль пограничной линии, проходившей от Киевщины до реки Пьяны через левый берег верхнего Дона) со всеми булгарами, туркменами, джагатайцами (жителями Средней Азии) и мангытами (здесь: кочевыми булгарами). Надеюсь, что ты сам загородишь от разбойника Мамая свою границу и этим покажешь свое расположение к дружбе с великим падишахом (Тохтамышем). А тем из твоих людей, которые нашептывают тебе слова о раздоре, не пожалеть бы!»
Оба андаша (зависимых союзника) после продолжительного раздумья решили помочь царю. А Коч-Кумык Улуш, потомок Габди и Гали Беркета (булгарские северокавказские князья, XII-XIII вв.), с огромным обозом стал объезжать весь Алан (здесь: Северный Кавказ), собрал большинство азакских (азовских) беков и биев и устроил им великий праздник, на котором одаренные и повеселевшие вожди дружно решили поддержать Тохтамыша.
Когда Мамай перешел Шир, его встретила лишь пустая степь. Когда он проходил вдоль Хэлэка, люди Бахта-Мохаммеда уже заканчивали построение на протяжении 500 верст. Они встали таким образом, чтобы отбить от ширской дороги любого и не допустить измены. В это время из-за зловредности одного артанского бия Астана (князя Остея Ольгердовича), служившего улубию (великому князю Димитрию Ивановичу Московскому), произошла нелепая стычка. Он самовольно занял со своим туменом участок на артанской границе у реки Кюльджа, который Бахта-Мохаммед поручил охранять недавно прибывшему отряду новобулгарцев и чаллынцев, и Булгар-аль-Хариджа (Внешнего Булгара на север от реки Кама) во главе с беком Сабаном (этот бек Сабан-эмир Сабан Кашани, его нельзя путать с беком Сабаном Халджой). Когда Сабан попытался встать на свое место, Астан вероломно напал на него из засады и убил чаллынского эмира Чаллы-Мохаммеда и бека Гарафа. В этот момент в тыл отряда Сабана ударили еще и ак-мангыты, и казаки Мамая, охранявшие слева колонну туменбаши.
Бахта-Мохаммед поспешил вмешаться и при помощи артанцев отбил Астана от границы. Тогда Астан вообще ушел в Урджу (г.Ржев), грабя все на своем пути.
Мамай, большинство кара-мангытов (нугай или ногаеч, мангыт – названия булгар; казахи, узбеки, монголы до сих пор называют всех булгар «нугаями» или «мангытами». Оседлые булгары называют нугаями или мангытами только кочевых булгар – кыпчаков) которого перешла на сторону царя, был наголову разбит Тохтамышем и побежал вдоль Хэлэка к Кюльдже. Он хотел укрыться в Артане, но хариджийские булгары и ак-балынцы (москвичи) сообща отбили его. В решающий момент боя Бахта-Мохаммед, который до этого помешал кисанцам (рязанцам) соединиться с Мамаем, также ударил по врагу с половиной своих людей и заставил туменбаши отступить в Джалду (Крым) к своим единоверцам – алтынбашцам (итальянцам; значит, Мамайпринял католичество?).
Мамай потерял в бою с Тохтамышем 20.000 человек, и столько же в схватке у Кюльджи, а кисанцы – 3.000 человек. Тохтамыш потерял 10.000 бойцов, Бахта-Мохаммед – столько же, если считать и потери хариджийских булгар, ак-балынцы – 30.000, а артанцы – 500 человек.
Царь послал артанскому беку часть своей добычи и велел ему справедливо разделить ее между наиболее отличившимися и семьями погибших. Этот булгарский обычай понравился артанскому беку, и он, в свою очередь, послал царю свои приветствия и подарки. Когда битва была уже закончена, вошедшие в раж хариджийские булгары атаковали ак-мангытов (кочевых булгар) царя, приняв их за кара-мангытов (кочевых булгар) Мамая. При этом был ранен бий Идягай (Едигей русских летописей) и пало с обеих сторон с 300 бойцов. Сабан сильно встревожился и попросил Бахта-Мохаммеда помочь ему выпутаться из этой истории. Бахта-Мохаммед подъехал к царю и попросил у него извинения за это ошибочное нападение, взяв, таким образом, вину на себя. Но Тохтамыш, даже не дослушав его, с улыбкой остановил бахадира и сказал ему, что пусть герой битвы не беспокоится о пустяках. На победный пир, где Бахта-Мохаммед сидел возле царя, явился и Идягай и стал изображать из себя мученика, хотя рана его была пустяковой. Перехватив взгляды, которыми обменялись Бахта-Мохаммед и Идягай, царь велел принести обоим чаши с аракой и обменяться ими. Когда обмен был произведен, а содержимое чаш выпито, Тохтамыш сказал своим, чтобы береглись Идягая, в глазах которого он увидел ненависть и желание отомстить. Но пока булгарский тумен стоял в Бирка-Сарае, ак-мангыты не могли угрожать Булгару и вообще кому-либо …
… Сабан Халджа, бек (князь) барынджарских кара-булгар (днепровских булгар), рассказал мне более о конце Мамаевой войны. Сам он, будучи главой города Мираба или Балтавара (Полтавы), вначале служил Артану (Литве), но затем со своими барынджарскими булгарами-чиркесами (казаками) перешел на службу Мамаю, а его брат Адам предпочел остаться на артанской (литовской) службе. В Саснакской (Куликовской) битве Халджа атаковал балынцев (москвичей) в составе левого крыла Мамаева войска, а потом вместе с Мамаем отступил в улус (район) Кюльджа (бассейн реки Кальчене, притока Ворсклы) и там некоторое время бился с балынскими сыбайцами (конниками) Булымера (князя Владимира Андреевича Серпуховского) из ак-булюка (корпуса, бригады, ударной армии) Бахта-Мохаммеда. Бахта-Мохаммед с трудом уговорил бека Сабана Халджу отстать от Мамая. После отделения от него барынджанцев-чиркесов Халджи Мамай ушел в Джалду (Крым). Бахта-Мохаммед пошел за ним только со своими чулманскими булгарами, а Булымеру по его просьбе разрешил возвратиться в Балын (Московию). Войско Булымера на обратном пути грабило чиркесов (украинских казаков), и поэтому они напали на балынцев. В жестоком бою Булымер пленил бека Халджу, но потерял весь свой обоз, захваченный сыновьями Сабана Халджи-Бакданом и Астабаном. Пять лет Халджа провел в ужасной ссылке в Сарыкюле (Белоозеро), но не принял крященства (православия). Наконец, не желая издыхать на краю земли, он написал для балынцев дастан о Саснакском сражении («Задонщину»), который балынцы называют Ширским («Донским»). Тамошнему балынскому беку дастан так понравился, что он разрешил обменять Сабана Халджу (русские называли его «Сафоний Резанец», – т.е. мусульманин) в Улуг-Булгаре (Булгар-на-Волге) на Питряя (Петра), сына воеводы Улакчина (Алексина). Сабан Халджа некоторое время пожил в Улуг-Булгаре, где я и встретился с ним, но потом отъехал в Балтавар, к сыновьям. По его словам, булгары-барынджарцы, или кара-булгары (булгары Украины – руководящее ядро украинского казачества) сохраняют многие старинные слова, в том числе, старые названия Казани – «Ар-Инеш» и волжских булгар – «хинцы»… С таким же упрямством башкорты – родственники барынджарцев – сохраняют старое название Булгарской земли и Волжских булгар – «Буляр»…
Халджа воевал в Кара-Бурджане (Дунайской Булгарии), Уруме (Византии), Джалде (Крыму) и во многих других странах, но страшно ему было только один раз: когда он впервые попал в татарский плен и хакан Джанибек (1342-1357) велел продать его в рабство в Тимер-Капа (Дербенте). Тогда улуг-булгарский купец Урум-Салтык, торговавший в Кане (Украине) и Кара-Бурджане, выкупил его» .
Итак, «Нарыг тарихы» сообщает о событиях Мамаевой войны достаточно подробно, однако, читая эту летопись, надо помнить, что чванливые Нарыковы не прочь были при случае чрезмерно возвеличить себя или блеснуть знанием какого-нибудь редкого слова или названия. Так они любят называть себя губернаторами «Самарского иля», хотя решение султана Науруза об образовании такой губернии так и не воплотилось в жизнь. Булгарское царство они иногда называют «Кыпчако-Булгарским канлыком (союзом)» хотя в документах названия «канлык» не встречается. Кроме того, Нарыковы часто представляют себя охранителями Улуг Булгара, но этот город очень редко зависел от них. Как говорится в «Нарыг тарихы», «в месяце сабан (апреле) 1380 года Тохтамыш подошел к Сараю аль-Джадид («Новому Сараю», столице Орды и Булгарского царства), и бывшие в городе бек Кутлуг-Тимер и шахрибика (мэр) Сарая Рабига торжественно передали столицу в его руки. Кутлуг-Тимер, как мы уже писали, был сыном эмира Джалды (Крыма) Хафиза Тулуг-Тимера. Когда Мамай вступил в борьбу за Джалду, то Кутлуг-Тимер выступил против него, был разбит и бежал в Сарай. А вот брат Кутлуг-Тимера – Сарыбек или Сары-Ага перешел на сторону Мамая и сохранил за собой отцовские владения… В Сарае Кутлуг-Тимер безумно влюбился во вдову султана Бердибека Рабигу-ханум (героиню волжских булгар), дочь саварчия (главы крупной торово-ремесленной компании) Идельбахт. Рабига была прекрасна внешне и душой, мудра и вместе с тем воинственна: она участвовала не только в женских, но и в мужских турнирах и всегда выходила победительницей. Но главное, она пылко любила Булгар и булгарский народ, поэтому народ Сарая единодушно избрал ее своей шахрибикой (мэром). Под ее влиянием Кутлуг-Тимер также стал защитником Булгара и булгар (т.е. булгарским патриотом)…Тохтамыш объявил Кутлуг-Тимера своим эмиром, а Рабигу еще более возвысил, сделав ее попечительницей приволжских городов Булгарского царства. Эмир Калга-Субы (Крымско-Азовского княжества Мамая) Мамай Сунджа, едва весть о занятии Сарая булгарским султаном Тохтамышем дошла до него, стал готовиться к войне с ним. В месяце джиене (июне) Мамай дошел до западной части «Хэлэк джертык» (линии Хэлэк – военной границы внутренних областей Орды и Булгарского царства, закрытых для всех неправительственных войск) и соединился там с барынджарскими чиркесами Сабана Халджи. Отсюда они вместе двинулись к Сараю. По пути Мамай оставил в лагере в ауле Алмыш (г. Донецк) на реке Алмыш («Калка», Кальмиус) одну свою армию во главе со своим братом Камилем, в которую входил и отряд гарачских (казанских) булгар эмира Сабана Кашани. Эмир Камиль, женатый на сестре Сабана Кашани, был робок и во многом зависел от воли властного эмира Сабана. Тохтамыш велел Бахта-Мохаммеду атаковать лагерь в Алмыше, как только Мамай перейдет Шир (Дон). Когда Мамай перешел Шир, Бахта-Мохаммед с 5 тысячами своих чулманских булгар и 10 тысячами балынских сыбайцев (московских всадников) Булымера (князя Владимира Андреевича Серпуховского) и Симая Малика («Семена Мелика») придвинулся к Алмышу. Увидев перед собой чулманских булгар, Сабан Кашани решил , что Мамай уже разбит, и уговорил Камиля после первой же стычки отступить к окраине Чирши-Субы («Елецкого княжества»), владения Саура, сына Сарайбека. В булгарский бейлик (княжество) Чирши-Суба никто не имел права въезжать без разрешения султана или здешнего булгарского бека, ибо чиршийские булгары – казаки — несли почтовую и конвойную службу, очень важную для Барриятель Баракат («Орды») и Булгарского царства (или «Сарайского царства» восточных источников, «Волжского царства» русских летописей). Наиболее крупные селения бейлика – Ширшах, чье название переделали в «Чирши» (Елец), Кызыл или Хэлэк (Красное), Сыгыр (устье реки Сосны), Сорык Кун (Задонск), Яучы или Борын Инеш (Липецк), Леубат (Шехмань-на-Тамбовщине).
Камиль и Сабан стали лагерем в столице Тугар-субы (Тугарской губернии Булгарского царства) в ауле Баджанак (Колпны на реке Сосна), и их разъезды встретились у Балына (Ливны) с разъездами чиршийских булгар. Между тем в самом начале месяца бельч (июль) войско Мамая Сунджи, или Санау, встретилось у Сарычына (Волгограда) с войском султана Тохтамыша и завязало с ним ожесточенное сражение. Треть сил Нарыковых и тюркмен Газана (видного эмира Тохтамыша) полегла в этом побоище. Остальные Нарыковы стояли в старой крепости Барсыл (Борисоглебске) на реке Таш-Купэр (Хопёр), откуда ранее ушел в набег на Алмыш Бахта-Мохаммед. Только на третий день (битвы), когда на сторону Тохтамыша перешел эмир Салчы (князь Астрахани), султан принудил Мамая к отступлению. При этом отступлении войско Мамая разделилось на две армии, одна из которых во главе с беком Багуном отошла по левому берегу Шира (Дона) к Хазару (г. Воронеж), а другая во главе с самим Мамаем – к Алмышу. Пока Тохтамыш выяснял, куда отступил Мамай, туменбаши (т.е. Мамай) сумел оторваться от его войска. Бахта-Мохаммед не позволил Мамаю занять Алмыш и бился так отчаянно, что туменбаши предпочел отойти на север к реке Кызминеш («Девице», правому притоку Дона). Там он узнал, что Багун был враждебно встречен у Хазара сыном Сигез-бия Хазаром. Он мог бы сбить их со своего пути, но в тыл его армии стали выдвигаться из Барсыла (Борисоглебска) Нарыковы, и он предпочел без боя с разрешения Саур-бека, перейти со своей армией через полосу владений губернатора провинции Нуршада (район Тамбова) Гази-бабы, сына Изая – в район Акказкичу (г. Лебедяни на Дону). Однако, там он переправится (через Дон) также не мог, ибо балынцы стали на другом берегу Шира (Дона). Эмир Мамай решил выйти к Акказкичу и соединиться с армией Багуна. Саур-бек, отцу которого Мамай помог в 1373 году отбить нападение кисанских (рязанских) казаков, позволил эмиру (Мамаю) пройти к аулу Кызыл (Красное в Липецкой обл.). Эмиру Сабану Кашани показалось, что Мамай хочет захватить его, и двинулся со своим отрядом к Касма-Катау (г. Данково), а Камиль соединился с братом. Балынцы Иджим-Тюряя (Димитрия Донского) отказались пропустить отряд Сабана Кашани через реку Кызыл Мича (Красивая Меча), и эмир стал раздумывать, что ему делать дальше. В это время Мамай послал кыр-булгар или кыпчаков Мурза-Тимура и Джинтель-бия к Сабану для того, чтобы они уговорили эмира вернуться. Но люди Сабана Кашани убили Мурза-Тимура и устремились через балынские порядки к реке Кызыл Мича. Джинтель-бий сообщил о происшедшем Мамаю, и туменбаши велел части своих сил пробираться вслед за Сабаном к Акказкичу и помочь Багуну переправиться через Шир. Так начался бой, который потом стали называть Ширским (Донским) или Саснакским (Куликовым). Сабану удалось переправиться через реку Кызыл Мича, и он устремился к Касма-Катау, но уперся в большое болото у реки Черсу, ниже Черуба, и остановился. Вслед за ним через эту реку переправились люди Мамая и перебили большую часть балынских пехотинцев у речки Нимрада (Перехвала). Пытаясь спасти пехотинцев, Иджим-Тюряй сделал вылазку со своего «острова», но был разбит и бежал. Его знамя упало на землю, а войско Мамая решило, что одержало победу и занялось грабежом. Увидев на другом берегу своих, Багун быстро переправился через Шир. Тут конница балынцев атаковала было барынджарских булгар Сабана Халджи и кыр-булгар Джинтель-бия, но Багун смог дать отпор и соединить свою армию с армией Мамая. Туменбаши повел свое войско в Кюльджу (на Полтавщину), а балынская конница обрушилась на булюк (полк) хариджийских (казанских) булгар эмира Сабана Кашани. Гарачцам (т.е. хариджийским булгарам) пришлось очень туго, тем более, что на них обрушилась суба Идигая, но тут к ним вышел Бахта-Мохаммед, и они присоединились к нему. Бахта-Мохаммед успел дождаться в Алмыше Тохтамыша, и по просьбе султана пошел преследовать Мамая. Взяв с собой людей Сабана Кашани и конный отряд балынского бека Булымера, Бахта-Мохаммед проследовал к Кюльдже (Кальчене, притоку Ворсклы). Мамаю пришлось отступить вначале к реке Калга-Идель (Конские Воды), а потом – в Джалду. Проезжая через родную речку Чаган, или Чакра (Чекра, левый приток Нижнего Днепра), Мамай плакал, как будто навсегда прощался с отцовским улусом (уделом). В Джалде Мамай укрылся в одной алтынбашской (итальянской) крепости. Когда Тохтамыш пообещал предоставить алтынбашцам выгодные условия торговли, если они выдадут Мамая, те тут же убили великого булгарского эмира (Мамая).
О гибели беклярибека («князя князей») Мамая рассказывают еще и так. В то время, когда войско Мамая уже воссоединилось с армией Багуна Жандэбэра и начало уходить с Саснакского (Куликовского) поля на запад, элэй (отряд) удалого Симая Малика, шедший впереди ак-булюка (корпуса) Бахта – Мохаммеда, внезапно атаковал его лагерь. Люди Мамая вначале приняли элэй Малика за свой. Когда они разобрались в чём дело и выдвинулись плотной стеной против него, воины Малика успели зарубить султана Туляка и две тысячи его людей, 1200 алтынбашцев (генуэзцев) и тысячу арьякцев (армян) и взять в плен 300 алтынбашцев и тысячу арьякцев. Не принимая боя с основными силами Мамая, Малик отошел за реку Кызыл Мича (Красивая Мича). Один из алтынбашцев, брат которого был убит, Рынджа (Франческо?), выстрелил в спину Малика и ранил его. От этой раны, которую Малик вначале посчитал пустяковой, он вскоре умер.
Воспользовавшись суматохотой в лагере, эмир Чыллы-Мохаммед (булгарский эмир города Чаллы в Прикамье) попытался бежать, но был замечен и убит балынскими артанцами. На этом злосчастном поле из 60 тысяч балынских пехотинцев пало 55 тысяч, из 30 тысяч конных — 10 тысяч, из 10 тысяч артанцев — 6 тысяч. Из 7 тысяч каннских чиркесов Сабана Халджи, атаковавших вместе с людьми Камиля в левом крыле (Мамаева войска), пало здесь 2 тысячи, из 10 тысяч калайцев (потомков печенегов и огузов Крыма) Камиля — 3 тысячи; нугаи Мамая, атаковавшие в правом крыле, потеряли 15 тысяч всадников, Багун — тысячу конников. Половину воинов обоих крыльев войска Мамая и тысячу гарачцев эмира Сабана убили балынские пехотинцы. Когда об этом доложили султану Тохтамышу, он был этим поражен. Всех пленных Бахта-Мохаммед у Иджим-Тюрая (Димитрия Донского) забрал по приказу султана Тохтамыша.
Когда алтынбашцы хотели уже выдать Мамая людям Тохтамыша, тот же Рынджа возмутился и убил биклярибека. Камиль же перешел на артанскую службу и остался жив (приписка продолжателя «Нариман тарихы»: «К потомкам Камиля Сынау относят чиркесского (казацкого) эмира Канна (Украины) Багдана Сынау (Богдана Хмельницкого), к которому эмир Сеид Джагфар ездил в качестве посла Кичи-Булгара (Заволжской Булгарии).
В месяце кавэсе (ноябре) султан Тохтамыш устроил в честь своей победы над Мамаем грандиозный пир в Сарае» . Это было в 1381 г.
Сохранилась песня — «Плач по Мамаю Кара-улёк», в которой есть такие жалостливые строки:
Гордых подвигов жаждал Мамай,
Упивался кровью Мамай,
Тосковал по крови Мамай,
Калмыков повоевал Мамай,
Меч булатный точил Мамай,
Иноходцев холил Мамай,
Все четыре вида скота
Над Чаганом держал Мамай,
Пыль столбом вздымая, кобыл
Косяками доил Мамай.
Был друзьями ты окружен
И товарищами, Мамай,
И в несчастный, злосчастный день
Я лишилась тебя, Мамай!»
Однако, наиболее подробный рассказ о Куликовской битве, совпадающий с текстами русских источников, находится в летописном своде Бахши Имана «Джагфар тарихы», 1680-1683гг., который был введен в научный оборот Ф.Г.-Х.Нурутдиновым в 1993 г. Время, прошедшее с 1993 г., показало всю беспочвенность заявлений скептиков о том, что «Джагфар тарихы» — фальсификация. Все исследователи, изучившие содержание свода Бахши Имана, с уверенностью говорят о нем, как о замечательном, ярком и основательном источнике. Как бы подводя итог 12-летней дискуссии о степени достоверности волжско-булгарского свода «Джагфар тарихы», военный историк современной России А.Б.Широкорад пишет: «По поводу подлинности этого текста уже 12 лет идут споры. Анализ аргументов сторон все таки свидетельствует в пользу сторонников подлинности текста. В летописи довольно логично объясняются события, о которых смутно, а то и намеками, говорят русские летописцы» .
Рассказ о Куликовской битве вошел в свод «Джагфар тарихы» в составе летописи Мохамедьяра Бу-Юргана «Бу-Юрган китабы» («Книга Бу-Юргана»), или «Казан тарихы» («История Казани»), 1551г.
Приводим текст этого рассказа:
«Мамай тогда готовился к походу на выступившую против его власти Москву и был рад даже этой тысяче[1]. Он тут же переправил кыргызских биев к Азану[2], и они передали ему следующую ложь: «Арабшах[3] присоединился со всей ордой к Мамаю и посоветовал тебе прислать кыпчакскому улубию дань и отряд с туфангами[4] для наказания московских бунтовщиков. В противном случае он пообещал напасть на тебя со всей ордой Мамая». Эмира как молнией поразило это известие. Он тут же вызвал бека Сабана[5] и велел ему идти на Шир[6] для соединения с Мамаем с двумя тысячами черемшанцев Чаллы-Мохаммеда[7], тысячью башкортов, буртасской тысячью Гарафа[8] и тысячью кисанцев[9], а также с двумя туфангами Аса, ученика пушечного мастера Тауфика. Прощаясь с сардаром[10], эмир откровенно сказал ему: «Пусть лучше погибните вы, чем всё государство». Увидеть возращение войска Азану не довелось, т.к. вскоре после ухода Сабана он умер. Эмиром стал его сын Би-Омар[11]. А Сабан направился в Кыпчак и соединился с 80-тысячной ордой Мамая на развалинах старой крепости Хэлэк. Перед битвой наши захватили в поле русского воина, одетого в рясу папаза (священника – Ю.Б.). Сабан хотел допросить его и отпустить, т.к. наши никогда не трогали никаких священников, но тут подъехал Мурза-Тимур[12] и убил пленного копьём. Наши узнали этого разбойника, и Гараф тут же отправил его в ад таким же копейным ударом. Тут улубий, взяв в заложники Чаллы-Мохаммеда, велел атаковать 60 тысяч русских и 10 тысяч примкнувших к ним артанских всадников[13] в неудобном для этого месте[14]. Наши, наступая на правом крыле, быстро расстроили стрельбой из караджея[15], а затем и растоптали 10 тысяч стоявших перед болотом русских пехотинцев. Дело было очень жарким. Под Гарафом убили лошадь, и он, уже пеший, взял у убитого кара-джея и поразил стрелой балынского бека. Потом оказалось, что это один из московских бояр оделся в одежду своего бека и стал впереди войска, дабы того не убили[16]. А Сабан при этом всё удивлялся тому, что не видит хорошей русской конницы. А она, оказывается, была поставлена в поскын (засаду) в лесу за болотом, и деревья в нем были подрублены для быстрого устройства завала в случае вражеского прорыва. И когда балынский бек[17] увидел гибель своего левого крыла, то в ужасе бросился скакать прочь со своими ближайшими боярами. А бывшие в засаде приняли его за татарина и свалили на него подрубленное дерево, но бек всё же остался жив.
А наши покончив с левым крылом русских, уперлись в болото и остановились. Мамай, наблюдавший за битвой с высокого холма позади войска, воспринял эту заминку за проявление трусости и велел своему лучшему монгытскому алаю[18] подогнать наших ударом в спину. Сабан едва успел развернуться и встретить кытаев[19] стрелами, а затем мечами, иначе бы его с ходу растоптали 20 тысяч степняков (кырагай).
В это время левое крыло Мамаева войска, состоящего из 10 тысяч крымцев и 7 тысяч анчийских казаков, рассекло правое крыло русских и боковым ударом расстроило балынский центр. Бий Бармак, единственный из ногайских биев, с которым наши ладили, был со своими против московского центра и тут же поднажал и погнал его. Когда он, преследуя неверных, оказался левее леса, воевода балынцев Адам-Тюряй[20] вызвал свою 20-ти тысячную конницу из засады и опрокинул его сокрушительным боковым ударом.
Увидев мгновенную и напрасную гибель большинства своих, Бармак развернул уцелевших и бросился прочь мимо остервенело бьющихся друг с другом булгар и монгытов Джинтель-бия[21]. Крымцы и анчийцы бросились бежать в другую стороную пролетая мимо дерущихся. Бармак крикнул во всю мощь о полном разгроме, и только это заставило всех позаботиться о спасении. Оставив Гарафа с его буртасцами сдерживать напор русских, Сабан стремительно повёл остальных домой. Во время отступления, однако, многие наши опять сцепились с новыми ногайцами Джинтель-бия и отчаянно резались друг с другом на ходу. Гараф же удерживал напор балынцев столько, сколько это было возможно. Адам-Тюряй (Димитрий Боброк), увидев, что бьётся против булгар, выдвинул против них свежих артанских всадников, а сам отправился с балынцами к холму. Мамай, завидев их, бежал.
Ас[22] с двумя пушками, так и не выстрелившими ни разу, был брошен у холма[23]. Русские хотели его прикончить, но Адам-Тюряй не дал и взял мастера с его туфангами в Москву. Ас научил балынцев делать пушки, которые они вначале называли по-нашему «туфангами». А вообще-то, в этом сражении балынцы и артанцы бились необычайно жестоко и не брали никого в плен. Когда Гараф расстрелял все свои стрелы и потерял уже шестого по счёту коня, артанские балынцы бека Астея[24] окружили его и изрубили на куски. Потом тот же Астей настиг у Шира Чаллы-Мохаммеда и, когда бек нечаянно упал с лошади, растоптал его. Бек Сабан говорил, что потерял в этом несчастном побоище всего треть воинов, но это он, скорее всего, говорил о своих джурах. Потомки Гарафа рассказывали, что Сабан не потерял, а привёл домой всего треть своего отряда. В пользу этого свидетельствует клятва Сабана: либо ему, либо его детям смыть эту обиду. А один из воинов Гарафа рассказывал, что беку во сне накануне битвы явился святой Габдель-Халик, некогда убитый на этом месте кинсанцами[25], и сказал ему: «Завтра войско булгар ждёт большое несчастье — встань и уведи людей». На это Гараф ответил, что в его роду Амиров никто и никогда не отступал, и он не нарушит этого обычая. Тогда Габдель-Халик сказал, что в таком случае он будет убит, и так и случилось. А этот воин видел, как убили Гарафа, спокойно шагнувшего с мечом навстречу артанской лаве. Его самого ранили, но он, очнувшись уже ночью и уже без доспехов, смог всё же уйти» .
НАШ КОММЕНТАРИЙ
В основном, рассказ Мухамедьяра Бу-Юргана совпадает с рассказами русских источников XIV-XVI вв., в том числе летописей, «Задонщины» (1385), «Сказания о Мамаевом побоище» (1520-е гг.). Сравнительно с ними, в булгарском источнике добавлено много новых живых подробностей битвы, в том числе конкретных действий участников битвы, названы поименно булгарские военачальники, отмечен героизм бия Гарафа из рода Амиров со ссылкой на устные предания этого рода.
Эти данные свидетельствуют в пользу аутентичности свидетельств летописи Мухамедьяра. Так, например, название противников русских булгарами исторически верно. Противостоящее Московскому великому княжеству государство названо здесь не «Золотой ордой» (которой не было), а Кыпчакско-Булгарским союзом (ханлыком), что абсолютно правильно.
Весьма любопытно и повествование Мухамедьяра о том, что произошло после Куликовской битвы: «Вскоре после Мамаевой войны разнеслась весть о прибытии в Кыпчак из Кук-Орды хана Тохтамыша. Хан Габдулла, которого улубий (Мамай) угрозами заставил служить себе и насильно удерживал в Сарае, бежал в Булгар и поступил на службу Би-Омару. Эмир назначил его улугбеком Великого Булгара. Вслед за этим прибыли послы Тохтамыша с предложением эмиру заключить союз с ханом, которое Би-Омар с радостью принял. Тохтамыш стал титуловаться ханом Кыпчакского и Булгарского союза (ханлыка), перестав вмешиваться в дела Булгара и брать с Державы дань. Мамай попытался было помешать Тохтамышу переправиться через Идель, но Бармак перешёл на сторону хана и улубий (Мамай) бежал в Джалду (Крым) со своими биями-убийцами. Но в Крыму злодеев ожидала западня Шонкара, в которой они все лишились своих нечестивых голов.
За это Тохтамыш дал Крыму, бывшему ранее улусом Кыпчака, право удельного бейлика (княжества). И назначил Шонкара первым крымским беком. Шонкар построил себе дворец в городе Багча-Болгар (совр. г. Бахчисарай), склонил на службу казаков и вместе с ними остановил продвижение артанцев и раздвинул пределы Джалды до Сулы и Шира.
Несомненно, в основе вполне достоверного описания Куликовской битвы лежит рассказ эмира Сабана Кашани, т.к. в центре данного повествования, — очень детального и изложенного весьма в выгодном для эмира свете, находится судьба только его мэнгу-булгарского корпуса.
В этом рассказе содержится несколько бесспорных булгарских тем, топосов, традиционных для булгарских воинских повествований. Среди них можно выделить 11 основных:
- переодевание перед боем полководцев и воинов;
- встреча со святыми перед боем;
- чудесные сны и другие явления и гадания перед боем;
- помощь небесных сил, жрецов и священников;
- обращение за помощью к древнебулгарским духам и пророкам;
- состязание богатырей перед битвой;
- необычайная активность определенных животных: волков (символ страшной битвы), лисиц (символ смерти) и др.;
- увядание природы (деревьев, трав, цветов) в знак скорби по погибшим героям и как символ оборванных жизней;
- герои сражаются посохом (дубиной, клюкой — символом дерева жизни, бессмертия);
- осуждение убийства спящего, беспомощного врага;
- герой заманивает врага в засаду и погибает под упавшим деревом.
Такие литературные топосы, или общие места, стали средствами развития темы повествования и раскрытия главной идеи произведения наряду с сопутствовавшим им арсеналом необходимых тропов и фигур, что весьма характерно, главным образом, для всех европейских литератур со времён поздней античности. Стало быть, и древнерусская и средневековая булгарская литературы отражают общий процесс мирового развития.
В русских сочинениях о Куликовской битве представлены как раз все эти 11 топосов. По Э.Р.Курциусу читатель может себе представить, насколько действенным было булгарское влияние на древнерусскую литературу того времени . Историк А.Б. Широкорад, рассматривая факт из русских источников о переодевании перед Куликовской битвой мо
сковского великого князя Димитрия Ивановича и боярина Бренка, заметил: «Так себя не вел ни один русский князь… Не было аналога поведения Димитрия Донского и в западной Европе» . А.Б. Широкорад совершенно прав в своих сомнениях. Сюжет с переодеванием перед битвой попал в русские сказания о Куликовской битве прямо из булгарской литературы, для которой эта тема характерна. Перед боем переодеваются, согласно булгарским летописям и сказаниям, Аттилле (Аттила) в V веке («Нариман тарихы»), воины волжско-булгарского царя Габдуллы Чельбира в XIII в. («Джагфар тарихы»), завоеватель Булгарии Аксак Тимур в XIVв. .
Но когда, из какого источника и как булгарский рассказ о переодевании Иджим-Тюряя (Димитрия Донского) и «московского бояра» (Бренка) попал в русские сказания?
По нашему мнению, это могло произойти только в правление московского великого князя Василия I Ивановича (1389-1425), сына Димитрия Донского. По замечанию Юсуфа аль-Булгари, «Васыл Галим Васыл» («Василий ученый», Василий I, великий князь московский) был любимцем самого грозного булгарского султана Тохтамыша, часто бывал в столичном Сарае (Сарай аль-Джадид, Сарай Беркэ) и поражал хана и его окружение глубиной знания тюрко-булгарского языка и любимой падишахом булгарской литературы. Говорят, именно сам Тохтамыш дал ему почетное прозвище «Галим» (ученый). Однажды Васыл даже победил в состязании булгарских сказителей самого Идягая (Идегей, фаворит нескольких булгарских султанов конца XIV – начала XV вв.), и тот, самолюбивый до чванливости, затаил на него обиду… Васыл Галим с детства любил книги и сам написал дастан о Мамаевой войне (вероятно, это были основы «Сказания о Мамаевом побоище» — Ю.Б. и Ф.Н.), подражая стилю бека Сабана Халджи (автора «Задонщины» — Ю.Б. и Ф.Н.). Он также начал писать правдивую русскую летопись (свод 1389г.). А вот Иджим-Тюряй (Димитрий Донской), и сын Галима Васыл-Урга («Знамя», прозвище Василия II) не любили ни писать, ни читать. При московских улубиях (великих князьях) Алаше («Мерин», так булгары называли Ивана III) и Ашаке-Васыле («Мерзкий Василий» — так булгары называли Василия III), все правдивые повести были либо уничтожены, либо переделаны и искажены. Помимо всего прочего, и Алаша, и Ашаке-Васыл велели вымарать почти все упоминания о булгарах и даже запрещали произносить слово «булгар» при дворе. Впрочем, благодаря беглому каратуну (т.е. монаху) некоторые выписки из летописи Васыла Галима попали в Булгар. В правление Елан-Кыз (великой княгини Елены Глинской) и её сына Аладжи («Душегуба», так булгары называли Ивана IV Грозного) это демонстративное проявление ненависти к булгарам при московском дворе прекратили, но в правлении Борыса (Бориса Годунова) и Кара-Васыла (Василия Шуйского) опять возобновили. Со времени Борыса даже Кичи-Булгар («Малая Булгария», Заволжско-Булгарское государство, существовавшее с 1552 по 1740г.) и вообще все булгарское при московском дворе стали называть «нугайскими» («ногайскими»), хотя с точки зрения казанских булгар «нугаи» — это лишь кочевые булгары.
Васыл Галим неустанно собирал булгарские и кряшские (греческие) книги, и в этом ему помогал булгарский ага-папаз (митрополит) Кубарджан (Киприан). Особенно много таких книг они раздобыли в Канне (Украине). Прочитав их, Галим многое узнал о своих булгарских предках-урусах (русских) и велел своим людям называть балынцев урусами, а Балын, или Кортджак (Московию), – Урусом, или Русией. А Кубарджан (Киприан) все, что узнал в этих книгах, отразил в своей повести «О трех Булгариях и трех Русиях» (которая до наших дней не сохранилась). В ней он писал, что булгары происходят от Назака, или Мазаба, сына Абы-Кавэса, которого булгары называли также Тугаром, или Огуром (турки его именовали Огузом) .
У Огура был сын Булгар, повелитель шести племен. Потом к ним присоединилось и седьмое племя – Сувар, и его иль (область) стали называть Идель, т.е. «Семь Племен»… В память об Огуре и его сыне Булгаре люди семи племен стали называться булгарами, или уграми, т.е. огурами <…> Первой столицей Булгара был город, который он назвал в честь отца Мазак. Позднее это название исказили до формы «Мосха» («Москва») <…> Потомки Булгары, сочтя этот край суровым, перенесли столицу в более южную область<…> Мосхайские («Московские») булгары были храбрейшими из булгар: они сражались и за город Атряч (Троя), и с первым Аламир-Султаном-Дагрием (Дарием I Великим), и со вторым Аламир-Султаном Искандером (Александром Македонским). Поэтому мосхайских булгар прозвали «урусами», т.е. «храбрецами», и постепенно это прозвище «урус» («русский») стало их главным именем.
Сейчас, т.е. в XV в., существуют как три Булгарии – Улуг Булгар (Великая Болгария) на Дунае, Сарайская Булгария в бывшей Хазарии и Галиджийская Булгария (т.е. Булгар аль-Харидж) в казанской области, так и три Русии: Улуг (Великая) или Мосхайский (Московская) Урус (Россия), Кичи-Урус (Малая Россия, Малороссия) и Ак-Урус (Белоруссия). А слово «Урус» мосхайцы произносят в форме «Русия».
Этот отрывок из повести Кубарджана, которую называют также «Поучением Кубарджана», Васыл Галим включил в свою летопись. Нарыковы (в «Нариман тарихы») рассказывают о том, как Василий I любил беседовать о прошлом с булгарскими послами, в частности, с Сабаном Кашани, и как он не хотел посылать в 1398 г. свое войско в Булгарию на помощь Тимер-Кутлугу (сарайскому хану Тимур-Кутлугу). Тогда его брат Джурги Чулах (по прозванию «Юрий-Враг»; так булгары звали брата Василия I Юрия) сказал ему: «Ты, брат, занимайся своими книжками и не мешай нам выполнять царевы приказы!». Но должно заметить, что Тохтамыш ценил Васыла Галима и за его геройство. Так, в 1391 г. Васыл Галим соединил свое войско с войском Нарыковых и храбро атаковал вместе с ними левое крыло Аксак-Тимера (Тамерлана) возле Кибен-Зая (г. Пензы). Не ожидавшие этого разбойники Аксак-Тимера после первой же стычки отступили на левый берег Булгари-Иделя (Волги) и известием «о приближении огромного войска булгар и урусов» заставили этого нечестивого эмира поспешно уйти из Булгарии. Даже эмир Талкыш (национальный герой булгарского народа), отомстивший москвичам за нападение 1398 г. разгромом Булымера (Владимира в 1411 г.), писал: «После личной встречи с Васылом Галимом я стал разделять мнение эмира Сабана Кашани о том, что Галим не виноват в нападении на Булгар в 1398 г.»
Талкыш, сын эмира Кызыл Булгара (Самарской Булгарии) Енейтека, еще во время учебы в университете Булгара, стал записывать рассказы об известных булгарских бахадирах (героях) и стихи о них, в том числе и собственные. Постепенно эти рассказы и стихи сложились в сборник «Дастан о газиях Шахри Булгара» («Сказание о защитниках Булгарской страны», это сочинение, как и «Нарыг тарихы», не дошло до нас), который он в 1411 г. подарил эмиру Мэнгу-Булгара («Казанской Булгарии») Би-Омару. У разных людей я видел несколько списков этого произведения. Рассказы и стихи Талкыша очень просты, но весьма притягательны занимательностью и чувственностью. Один такой список, как говорят, у Талкыша выпросил даже один урусский (русский) бек (князь).
Итак, рассказ о Куликовской битве, донесенный до нас «Бу-Юрган китабы», слишком прост, чтобы быть произведением утонченного булгарского поэта Мохаммедьяра Бу-Юргана, зато он вполне соответствует духу и традициям булгарских воинских повествований того времени. У нас есть серьезные основания предполагать, что рассказ о Куликовской битве Мохамадьяр заимствовал из сборника воинских стихов и рассказов эмира Талкыша («Талыча» русских летописей): это «дастан о газиях Шахри Булгара». О том, что Мохаммедьяр не мог заимствовать рассказ о Куликовской битве у Нарыковых, также сочинявших воинские повести и рассказы, говорит факт отсутствия в этом рассказе упоминаний о Нарыковых. А самому Талкышу о Куликовской битве рассказал, конечно же, Сабан Кашани — тесть Талкыша (по свидетельству «Нариман тарихы»). Думаем, что читатель согласится с нашим выводом: рассказ о Куликовской битве Талкыша попал в Московию при Василии I и тем самым обогатил древнерусскую литературу.
Заметим, что все 11 основных булгарских «военных» тем (топосов) сохранились, несмотря на позднейшие поправки в «Сказании о Мамаевом побоище». И это естественно. Их «подача» по линии «нарастания напряжения», яркий, сочный язык «Сказания» вызывают восхищение. Конечно же, учитывая это, можно сказать, что «Сказание» — не хроника, а большая литература. И это литературное произведение было положено в основу политической идеологии созданного Василием I (судя по приведенным данным булгарских летописцев) нового московско-русского (великорусского) народа, а также нового политического образования — Московской Руси (Великой России), а поэтому стало в России главной национальной святыней. Как «Поучения Святослава», оно стало манифестом древнерусской народности. Как «Слово о полку Игореве», оно явилось программой объединения всех восточных славян в единый русский народ, подобно тому, как «Сказание о Мамаевом побоище» – идейной основой политической программы великорусского народа.
Теперь же попытаемся воссоздать картину Куликовской битвы, основываясь на приведенных нами булгарских сведениях, а также пользуясь реалиями русских источников и картой поля Куликова, составленной бывшим владельцем указанных булгарских источников И.М.-К.Нигматуллиным (г. Петропавловск, Казахстан).
Итак, перед нами гипотеза-реконструкция Ф.Г.-Х.Нурутдинова.
Накануне битвы произошла стычка между гарачскими (казанскими) булгарами и нугаями (кочевыми) булгарами Мурзы-Тимура и Джинтель-бия из войска Мамая, в которой гарачцы убили Мурзу-Тимура. Мамай расценил это событие как бунт гарчцев и взял в заложники гарачского эмира Чаллы-Мохаммеда. Эмир Сабан Кашани решил, что Мамай намеревается уничтожить его булюк (полк) и стал готовить побег от Мамая через донскую переправу у Касма-Катау (г. Данкова), при устье реки Черсу (Вязовка). Ранним утром 8 сентября 1380 г. полк гарачских булгар Сабана Кашани, под покровом тумана внезапно атаковал московских пехотинцев, стоявших по берегам Кызыл Мичи (Красивой Мечи) и Дона. Гарачские булгары, внезапно вынырнув из тумана, застали московских пехотинцев врасплох и пробились через их ряды, — но не к переправе, а к болотистым берегам средней Черсу, где стали погружаться в жижу и остановились. Само название реки — Черсу — значит по-булгарски «Вязкая река», «Река-Жижа», поэтому русские и называют её «Вязовка». Очевидно, в тумане гарачские булгары сбились с пути. Как видим, туман и помог им, и навредил.
Мамай, пришедший на поле Куликово только ради соединения с армией Багуна и обдумавший вопрос о захвате переправы Акказ (Лебедянь), очень скоро узнал об успешном прорыве Сабана Кашани и немедленно велел левому (Сабан Халджа, Камиль) и правому (Джинтель-бий, Бармак) крыльям своего войска атаковать московскую пехоту и захватить Акказ кичу (Лебедянскую переправу). Но людям «мамаевских крыльев» пробиться через толпы московских пехотинцев было трудно: пехотинцы быстро приготовились к бою и соорудили ямы-ловушки и траншеи. К тому же пехотинцам помогала 10-тысячная литовская конница, названная в рассказе Талкыша (см. «Джагфар тарихы») «московским центром» и стоявшая севернее позиций пехотинцев. Несомненно, выражение «московский центр» возникло под влиянием рассказа Василия I, услышанного Талкышем (он виделся с Василием I лично) или прочитанного им в недошедшей до нас летописи Василия I. Здесь налицо русское влияние на булгарское летописание (встреча Талкыша с Василием I, на которой Василий мог попросить того предоставить ему сведения о Куликовской битве, состоялась, скорее всего, после похода эмира на Владимир в 1411г. Очевидно, в том же году рассказ Талкыша попадает в Москву).
Когда всадники обоих крыльев мамаева войска ворвались на позиции московских пехотинцев, началась невиданная резня, во время которой никто не брал пленных.
Некоторые современные исследователи считают, что московские пехотинцы сгинули чуть ли не за зря. Это глубокое заблуждение. Да, погибли 55 тысяч пехотинцев из 60 тысяч, но они смогли убить 11 тысяч лучших булгарских воинов. Это обескровило войско Мамая и позволило засадному полку опрокинуть великолепную мамаевскую конницу. Этот подвиг московских пехотинцев поразил самого султана Тохтамыша, водившего в бой лучшие армии булгар. Сами булгарские воины высоко оценили боевые качества московской пехоты. Под влиянием именно этой оценки Юсуф аль-Булгари при описании казанской осады 1552г. заметил: «Когда Япанча (булгарский полководец середины-конца XVIв.), потомок Сабана Кашани, попытался пробиться к Арским воротам (Казани), то попал — как когда-то гарачцы эмира Сабана на берегу Кызыл Мичи (т.е. во время Куликовской битвы) — в лабиринт траншей и ям. Тогда — балынские, а теперь урусские пехотинцы бросались группами — от 3 до 5 человек — на наших ещё не упавших всадников, ломали ноги и вонзали копья в лошадей, сбрасывали на землю палками с крюками искуснейших наездников и тут же рубили их топорами. И тогда, и теперь никто из дерущихся не брал пленных».
Фактически, в 1380 г. на Куликовом поле родилась как род войска московская пехота. Опыт массированной «охраны берега Мечи» пехотинцев 1380г. использовался потом Москвой при защите русскими пехотинцами берегов Оки и Угры, при взятиях Казани и при организации «засечных черт» XV-XVII вв.
С огромным трудом оба крыла Мамаева войска преодолели позиции московской пехоты и взяли Акказкичу (Лебедянь), а после чего разбили «московский центр» и отбили атаку московского великого князя. Великокняжеское знамя упало на землю и многие мамаевцы, решив, что одержали полную победу, занялись грабежом. Между тем в бою они значительно продвинулись по направлению к Каенсу (совр. Непрядве) и оказались «левее» яшелской дубравы, где скрытно стоял засадный полк Димитрия Боброка. Эту дубраву русские называли «зеленой» — ведь она находилась на берегу реки Яшелсу («Зеленая или Синяя река», левого притока Красивой Мечи). В засаде боброкцы стояли лицом к северу, поэтому перед атакой южный ветер дул им в спину. Именно с точки зрения боброкцев мамаевцы оказались «левее леса» (т.е. дубравы). Сказать о том, что южный ветер дул в спину боброкцам и что мамаевцы перед атакой засадного полка оказались «левее леса» могли только сами боброкцы-участники битвы. Так что известие Талкыша (его рассказ о Куликовской битве сохранился в «Джагфар тарихы») о том, что мамаевцы оказались «левее леса», сохранило свидетельство русского очевидца (посредством рассказа Василия I, надо думать). Увидев, что войско Мамая оказалось «левее леса», Боброк напал на левый фланг мамаевцев: то ли считая момент благоприятным для атаки, то ли пытаясь сорвать преследование мамаевцами разбитого великого князя московского, то ли по совокупности причин. Внезапный удар свежей и мощной 20 тысячной московской конницы Боброка по уже потерявшим бдительность мамаевцам опрокинул неприятеля и обратил их в паническое бегство. От полного истребления воинов обоих крыльев мамаевского войска спас бек Багун, сын Айдара. У него было 12 тысяч всадников, если верить булгарской поговорке: «12 тысяч воинов Багуна спасли бы Казань».
Увидев на правом берегу Дона своих, Багун немедленно переправился у Акказкичу (Лебедяни) через реку и с ходу вступил в бой и с уцелевшими московскими пехотинцами (они, по всей видимости, отступали к реке Нимрад или «Старой» Непрядве, современной реке Перехвал), и с наступающими боброкцами. Воины Багуна отбросили конницу Боброка. Боброк отошел немного, но стал готовиться к новой атаке. Этот перерыв спас остатки войск обоих мамаевских «крыльев». Но потом Боброк внезапно напал на гарачцев Сабана Кашани, остановленных топью, а армия Багуна исчезла и все её потери составили всего одну тысячу всадников. Но просто так провести свою армию мимо засадного полка Багун не мог, а значит, его проход с левого берега Мечи на правый, в лагерь Кызыл (Красный) для соединения с Мамаевым, кто-то прикрыл. Этим «кем-то» не могли быть вдребезги разбитые воины обоих крыльев мамаевой рати. Остается признать, что уход армии Багуна в Кызыл прикрыл полк Сабана Кашани, который именно поэтому понес от ударов Боброка тяжкие потери (3 тысячи всадников). Выходит, что гарачские (казанские) булгары и в начале, и в конце Куликовской битвы сражались против москвичей и их союзников литовцев (этнических литовцев и белоруссов), и значит, гарачский полк надо считать частью мамаева войска при описании Куликовской битвы. Этот нелицеприятный факт бедняга Сабан Кашани тщательно скрывал всю свою жизнь, боясь мести со стороны Тохтамыша. Но, видать, эмир Бахта-Мохаммед сумел-таки уговорить султана (Бахта-Мохаммед был женат на сестре Тохтамыша) великодушно простить Сабана Кашани.
Итак, под прикрытием полка Сабана Кашани армия Багуна уходит на правый берег Мечи и воссоединяется с войском Мамая. Между тем, к Куликову полю с юга со стороны Алмыша (г. Донецка) идет корпус Бахта-Мохаммеда, впереди которого мчится полк удалого Симая Малика («Семена Мелика» русских летописей), а с востока — суба (орда) Едигея. Возможно, Тохтамыш хотел помешать соединению армий Мамая и Багуна и разить их по частям. Очевидно, Едигею предназначался Багун, а Бахта-Мохаммеду — Мамай. Но Мамай, как мы видели, всё же смог объединить свои армии и без промедления стал уходить на запад. Когда часть войска Мамая уже покинула Кызыл (Красный), Симай Малик произвел дерзкое и неожиданное нападение на этот лагерь и нанес неприятелю тяжкие потери. Когда мамаевцы опомнились и приготовились к обороне, Малик отвел свой полк на левый берег Мечи и соединился с Боброком. Вслед за ним Бахта-Мохаммед переправился на левый берег Мечи, где гарачцы еще дрались с боброкцами и субой Едигея, успевшей в конце сражения форсировать Дон и ударить в спину гарачским булгарам. Когда гарачцы Сабана Кашани присоединились (а правильнее сказать — сдались) к Бахта-Мохаммеду, он прекратил Куликовскую битву как командующий северными булгаро-московскими силами султана Тохтамыша. В состав этих сил входило московско-литовское войско великого князя московского Димитрия Ивановича.
Это кардинально новая точка зрения по вопросу о месте и о ходе Куликовской битвы, причём сама дата и результаты битвы остаются неизменными. Однако при всем при том остается неопровергнутой русская точка зрения, отраженная в «Летописной повести», «Задонщине», «Сказании о Мамаевом побоище», а также в брошюре И.Афремова 1849г. . Эта же точка зрения была изложена в Хлебниковском Ростовском летописце, XVII в., который до наших дней не сохранился, но его текст от 1380г. процитировал угодичский краевед А.Я.Артынов: «Ростовцы стояли крылом своим у большого оврага, идущего к реке Непрядве и селу Рождественскому, потом перешли ручей Верходубье и Липовой, впадающий в реку Смолку, где и бились с татарами, имея позади себя реку Непрядву и лес. В самой сече билися с татарами у Рыбного оврага, дошли до устья Утиного, впадающего в реку Смолку, дошли, наконец, и до Красного холма» .
Кто же из двух оппонентов, выдвигающих противоположные точки зрения, оказался прав? Вопрос остается открытым, и только поколение будущих исследователей с помощью тщательной проверки смогут дать ответ. Такова точка зрения Ю.К.Бегунова. Кто же с кем сражался и кто конкретно победил в Куликовской битве?
На Куликовом поле 8 сентября 1380 г. сошлись булгаро-московско-литовские (собственно, литовские и белорусские) полки великого князя Димитрия Ивановича и булгаро-итальяно-армяно-чиркесские (днепровские чиркесы – предки украинцев) полки мятежного эмира Мамая (мятежного с точки зрения султана Тохтамыша), а победили силы Тохтамыша. У некоторых историков мелькают еще и такие этнонимы, как «буртасы», «печенеги», «кыпчаки» или «половцы», «нугаи» (ногайцы), но это не отдельные народы, а группировки, или этнические группы булгар, которых часто называли также «бесерменами» (отсюда – русское «басурман», «бусурман»). Стоит предположить, что никакой «Орды» (которой поп Иван Глазатый в своей «Казанской истории» 1565 г. дал посмертное имя «Золотая Орда») тогда уже не было: в 1350 г. на месте Ак-орды возникло Булгарское царство, и Тохтамыш стал булгарским султаном.
Тогда уже не было единого Улуса Джучи и единой Ак-Орды и Большой Орды. И не было самих татар, так как их вообще никогда не было. А были одни тюрки-булгары. Одни жили на средней Волге, другие – в Ак-Саклане, третьи – в Кара-Саклане, четвертые – в Дунайской Булгарии. Были и многочисленные их родственники, потомки тех тюрок, которые жили повсюду, как об этом рассказывается в булгарских летописях, в настоящем Сборнике, а также в евразийских исторических трудах Л.Н. Гумилева и Ю.К. Бегунова.
Но давайте же предоставим здесь слово самим современникам и участникам Мамаевой войны или Куликовской битвы: ведь мы имеем здесь такую редкую возможность. Дело в том, что недавно были опубликованы тексты двух прежде запрещенных советскими властями булгарских дастанов (сказаний): «Сказание о двух головах» Бахши Имана (1693 г.) и «Мэндэ Бэр Сахэр» – «Тысяча и одно утро» (конец XIV в.). Необходимо отметить, что «Ике баш дастаны» опубликовано под выдуманным советскими властями названием «Идегей. Татарский народный эпос» и с некоторыми сокращениями. Так, сам Р. Набиев пишет (опасливо называя «Идигея» по-советски «татарским сказанием») буквально следующее: «…в одной из версий татарского сказания «Идигей»…главный герой назван «булгарской стрелой», пущенной из «бухарского лука» . На наш взгляд, эта аллегория призвана отражать воплощение интересов Булгарии и Средней Азии». Но в опубликованном тексте «Сказания о двух головах» это название Идегея – «булгарская стрела» — почему-то отсутствует. И ложное именование Р. Набиевым булгарского сказания «татарским сказанием» обесценивает высказанную им же верную догадку о столкновении в конце XIV в. империи Тамерлана с мифической «Золотой Ордой», а не с реально существовавшим в 1357-1437 гг. Булгарским царством. Но даже и в искажении идегеевский герой «Сказания о двух головах» сохранил целый ряд подлинных слов и даже песен Тохтамыша и Идегея. Вот подлинные слова султана Тохтамыша: «Я, Тохтамыш — хан Булгарии и Сарая…» . А вот как отвечает Идегей на вопрос Тамерлана «Откуда ты герой?»: «… Я — с берегов Идели (Волги) и Жаика (Урала)…из чеканящей монеты Булгарии…» .
Но мы помним, что Идегей был сказителем, поэтому самое сильное впечатление оставляет его песня о его родине — Булгарии, вызывавшая слёзы умиления у многих поколений булгар: «О Идель, мне милый дом! Очагом мне светит дом! Был отец здесь женихом И с почтеньем бил челом — Мать невестой принял дом, Мне пупок обрезал дом, И белье стирал мне дом, Горд кобыльем молоком, Угощал кумысом дом, Меж Яиком и Иделью, Жеребят вместивший дом, Между Булгаром — Казанью Города вместивший дом»
А начинается «Сказание о двух головах» такими памятными словами: «В давно прошедшие времена В Булгарии и Сарае Царствовал хан Тохтамыш» .
В дастане «Тысяча и одно утро» также говорится о правлении Тохтамыша и его отца Туй-Худжи, но не в выдуманной попом Иваном Глазатым державе «Золотой Орде», а в реальном Булгарском царстве: «Среди булгарских падишахов Туй-Худжа (согласно «Нариман тарихы» царствовал в столице Булгарского царства городе Сарае под именем Хакан-бека в 1375-1376гг.) отличался умом и увидительной проницательностью. У Туй-Худжи был сын по имени Тохтамыш. После его смерти на трон булгарской державы воссел Тохтамыш» .
Как видим, все, абсолютно все булгарские источники после 1357г. называют территорию ушедшей в прошлое в 1357г. монгольской Орды Булгарским царством. Это Булгарское царство гарачские булгары для отличия его от своей «внешней Булгарии» (т.е. Булгар аль-Харидж или Мэнгу-Булгар) называли Балыматской Булгарией, а просто сказать Балыматом и Булымером.
Слова «балымат» и «булымер» в старобулгарском казанском тюрки означали «гунн», поэтому «Балыматская Булгария» означала «Гуннская Булгария», а «Балымат» и «Булымер» — «Гунния». Юсуф аль-Булгари пишет в «Нариман тарихы» так: «Наиболее важные для всех булгар события истории Кыпчако-Булгарского периода (1236-1437гг.) описаны в «Нарыг тарихы» и сборнике Талкыша, поэтому именно они составляют основу наших, т.е. булгарских, знаний об этой эпохе».
Книга Мохаммед-Амина (книга «Праведный путь или благочестивые деяния булгарских шейхов» 1483г. казанско-булгарского историка Мохаммед-Амина) добавляет к этому только описания некоторых казанских событий и казанское видение этой эпохи. От всех этих трёх трудов до нас дошли только те отрывки, которые попали в «Джагфар тарихы» и «Нариман тарихы». Потери булгарской историографии были огромны: уничтожены были целые летописи.
Но в булгарских источниках сохранились подлинные значения нескольких тысяч старобулгарских слов и выражений. К примеру, из них мы узнаем, что выражение «Алтын Урда» или «Алтын Йортэ» означало «царский шатёр или дворец», выражение «Ак Урда» или «Ак Тюба» — «столичный округ», а словом «татар» казанские булгары называли воинов-наёмников и кочевников разных народностей. Поэтому Бахши Иман и писал: «Алтын Урда, Ак Урда — в государстве они среди 60-ти дорог» («Юлы», т.е. «дорога», по-булгарски значило и крупную административную единицу). А в русской казённой историографии «Алтын Урду» растягивали, как резиновую, до размеров Орды и Булгарского царства. Как пишет Даиш Карачай, «ещё царь Балук Ашраф (1025, 1028-1061) разрешил называть Ак-Булгар (Волжскую Булгарию) и Великой Булгарией, и Великим Буляром, и «страной кыпчаков»…. С того времени в литературном булгарском языке слова «кыпчак» (по-русски «половец») и «булгар» — синонимы, только «кыпчак» означало «старый, истинный, коренной булгар», а «булгар» — вообще всех булгар. Любой булгарский писатель или царь мог называть любых булгар «кыпчаками» (т.е. «половцами»). Средневековые русские и арабские авторы знали об этом и нередко также называли булгар «кыпчаками», а Булгарию — «Страной кыпчаков».
Некоторые историки в своём желании исказить историю доходят до того, что пишут о столкновении на поле Куликовом чуть ли не генетических антиподов и даже «двух разных миров». Так ли это? Давайте прочитаем отрывок из «Нариман тарихы», рассказывающий о родственных связях булгарских султанов и эмиров и московских и суздальско-нижегородских князей: «В той же книге («О трёх Булгариях и трёх Русиях») Кубарджан написал также следующее: «Нам, как в упрёк, говорят, что первая дочь Иджим-Булгара или Иджим-Куштана (великого князя Димитрия Константиновича Суздальского) Энже стала женой посла в Джуне (Нижнем Новгороде) и будущего султана Науруза (1359-1360), что другая дочь Иджим-Булгара Марзия стала женой булгарского султана Хакана Туй-Худжи да родила дочь Нурию и вскормила сына Туй-Худжи от тюркменки Тохтамыша, что третья дочь Иджим-Куштана Арча стала женой булгарского эмира Чуры Коча Нарыга и родила пять новых эмиров Нарыковых и дочь Айтулэ, что одна дочь Джана Даниля (Ивана Даниловича) Джанике стала женой булгарского султана Тохтамыша, а другая — Елан-Кыз (Змея-Девица) — женой эмира Мамая. Но почему же они не говорят о том, что в тоже время пять булгарских эмиров и 60 тысяч булгарских воинов приняли кряшенство (православие)? Среди них такие прославленные эмиры и улугбеки (губернаторы), как Гази-Баба Исай, губернатор Нуршады («Наручадь»), Саурбек Джурги (Юрий), улугбек Чирши-Субы («Елецкое княжество»), Бахта-Худжа Унан (Ананий), Хызыр-Худжа Азар (Азарий), Мохаммед-Худжа Мичаиль (Мисаил)». К этому известию Нарыковы добавляют то, что Науруз был двоюродным братом Туй-Худжи, отца Тохтамыша, и после гибели султана Науруза Туй-Худжа усыновил сына Науруза от Энже Бектута. Сам Тохтамыш познакомился со своей Джанике в 1377г., когда он ездил по поручению султана Арабшаха в Джун-Калу и Мосху в качестве посла Булгарского царства. Султана Арабшаха эмир султана Уруса Балтачек еще в 1376г. водворил в Сарае на месте Туй-Худжи, а смещенного султана Хакана (т.е. Туй-Худжу) повез в столицу Джунгара («Синей Орды») Сыбан (г. Сыгнак). Однако, не доехав до Сыбана, Балтачек по секретному приказу Уруса убил Хакана Туй-Худжу, благородного отца султана Тохтамыша. Официально было объявлено, что Туй-Худжа «скончался в дороге». Тохтамыш, прибывший тогда же из Кара-Бахты (Багдада), ничего не заподозрил, или сделал вид, что ничего не заподозрил. Что же – смещение Туй-Худжи «за неприятие мер против незаконных действий беков Джун-Калы и Мосхи в 1376г. (во время войны с Булгар аль-Хариджем или Казанской Булгарией)» было вполне обосновано. Только позднее сын Балтачека Идигай (Едигей, Идегей) рассказал Тохтамышу всю правду. Случилось это уже в 1378г., когда Урус решил убить уже самого Тохтамыша, которого многие джунгарские эмиры любили больше, чем великого султана Уруса. Урус хотел поручить новое убийство тому же Балтачеку, но Идягай, прознав об этом, упросил отца доверить это убийство ему. Когда они подъехали к реке Аму-Дарья, которую наши называют также и Аксан, Идигай все выложил Тохтамышу, и оба бросились бежать в Самаркент (Самарканд), к Аксак-Тимеру (Тамерлану). Эмир Газан, тогда служивший Урусу, заподозрил неладное и поскакал за ними. Когда он увидел, что они оба переправляются через Аму-Дарью, то сразу все понял и стал стрелять в Тохтамыша. Он ранил Тохтамыша, но когда Идигай подхватил утопающего принца и прикрыл его, бросил стрелять, боясь задеть своего любимца (Идигея). Позднее Газан первым из сильнейших эмира Джунгара перешел на сторону Тохтамыша со словами: «Я всегда стремился к утверждению в Джунгаре наиболее достойных султанов, а сейчас это ты, Тохтамыш!» Довольный султан дал ему звание улуг-тархана (главы Верховного Совета, ведущего национального собрания, главного прокурора). А вот Балтачек продолжал сражаться против Тохтамыша до конца. Когда его взяли в плен, то Тохтамыш в присутствии сыновей Балтачека Гыйсы («Исы») и Идягая предложил ему службу, но тот с бранью отверг это предложение и попытался ударить султана мечом. Тогда Гыйса загородил Тохтамыша своим телом, а Идягай убил отца своим мечом.
Но все это было потом, а тогда (в 1377г.) в Мосхе (Москве) Тохтамыш заботился только о выполнении поручения Арабшаха. Иджим-Тюряй (Димитрий Иванович Московский) предоставил Тохтамышу свои покои и ловко свел с ним свою сестру Джанике, названную так в честь ее отца – Джана Даниля (Ивана Даниловича Московского). Тохтамыш безумно влюбился в Джанике и увез из родного дома и ее, и ее сестру Елан-Кыз, которую хотел выдать замуж за Арабшаха. Джанике стала, как и другие кортджакские (т.е. ростово-суздальские) жены наших султанов и эмиров, благочестивой мусульманкой и хозяйкой дома Тохтамыша, откуда шло управление половиной мира. Она родила султану нескольких дочерей и сыновей: Джелалетдина, Кадыр-Бирдэ. Судьба Елан-Кыз, которую прозвали Килен («Невеста»), сложилась иначе. Когда Арабшах поехал в Джалду (Крым) осенью 1377г., то взял Елан-Кыз с собой. После гибели Арабшаха Килен стала женой эмира Мамая Сынау, сына Хасана, а когда владыка Калга-Субы был убит, вышла замуж за Мансура – сына Мамая от дочери бека Чаллы-Булгара (Белгорода). Этот Мансур Хасани перешел на Артанскую (Литовскую) службу и стал улугбеком (губернатором) Балтавара (Полтавы). Айтулэ стала женой Идигая (Идегея), а Нурия – женой Бахта-Мохаммеда».
Выходит Димитрий Иванович Донской доводился шурином и Тохтамышу, и Мамаю! Какие уж тут «разные миры»! Эта родственность многое значила при решении важных государственных вопросов. Так, по сообщению «Нарыг тарихы», сразу «после занятия Сарая Тохтамышем комиссия во главе с эмиром Газаном стала расследовать государственные преступления 1375-1380 гг. Газан, твердо и прямолинейно придерживавшийся буквы закона, хотел привлечь к суду Иджим-Куштана (Димитрия Константиновича Суздальского) и Иджим-Тюряя (Димитрия Ивановича Донского) за высылку в 1376г. из Джун-Калы (Нижнего Новгорода) в Булгар аль-Джадид (Казань) юл-баши (главу сборщиков дани) и тамгаджи (главного таможенника) султана Уруса аль-Булгари (1370-1378). Никакие разговоры типа «Урус-то был врагом Тохтамыша» на неподкупного и бесстрашного Газана не действовали: он решительно требовал наказать виновных по всей строгости закона, относившего покушения на юл-баши и тамгаджи к самым страшным преступлениям Барриятель-Бэрэкэт («Орды») и Булгарского царства. Иджим-Куштану, как зачинщику высылки, грозила смертная казнь, а Иджим-Тюряю, как соучастнику преступления – конфискация имущества и продажа в рабство. Тохтамыш, получивший в Кара-Бахте (Багдаде) блестящее юридическое образование, с огромным трудом нашел в законах Биркая (хана Берке) более мягкие наказания и спас своих родственников. Иджим-Куштан был наказан тем, что его лишили Джун-Калы (Нижнего Новгорода), а Иджим-Тюряй – огромным штрафом. Когда Иджим-Тюряй обложил москвичей новым налогом для уплаты штрафа, то партия недовольных этим москвичей напала на партию улубия (т.е. Димитрия Донского), и самому московскому улубию пришлось убежать из захваченной мятежниками Мосхи (Москвы). Остан (Остей), которому улубий поручил восстановить порядок, сам перешел на сторону мятежников. Прежде, чем войску султана (в 1382г.) силой удалось разъединить дерущиеся партии и собрать сумму штрафа, те успели убить 20 тысяч москвичей» («Нариман тарихы»). Для того, чтобы окончательно похоронить вздорный миф «о двух мирах», посмотрим, что пишется в «Нариман тарихы» о населении Булгарского царства: «Улугбек Чирши-Субы («Елецкого княжества») Саурбек и улугбек Муршады («Наручэдь») Гази-Баба должны были принять кряшенство (православие) для того, чтобы избежать наказания за пропуск войск Мамая через свою территорию: ведь по странному закону Манкэй-Тимера (хана Менгу-Тимура) человек, принявший другую веру, становился уже другим человеком. Саурбек принял кряшенское имя Джурги (Юрия), но в правление Тимер-Кутлуга (1395-1399) вновь стал правоверным (мусульманином), хотя половина его людей была кряшенами (православными). Кряшенами были все ульчии (простое население Руси, говорившее только на древнерусском языке) и значительная часть баджанаков (печенегов) Тугар-Субы и Чирши-Субы. Главой кряшен Хазара (т.е. внутренних областей Булгарского царства) был ага-папаз (здесь – епископ) Сарая, владевший областью Дуло (Тула), улусами (районами) Каен (бассейн современной Непрядвы), Ширбэш (между Непрядвой и верхним Доном), Кичи-Уба (верховье Упы), Сыруза (бассейн реки Сережа), Тиджа (берега нижней Теши), Эрми (район между правым берегом Нижней Мокши и левым берегом реки Теша в Нижегородской области), Зара (низовья Алатыря). Область Дуло, где находился город Дуло (Тула) – вторая по значению резиденция хазарского ага-папаза, была закрыта для прохода всех войск, и только послы султанов могли проходить через нее со своими конвоями. Баджанаки (печенеги) Дуло составляли конвой хазарского ага-папаза и охрану всех его улусов и сарайской резиденции «Хазарский Дом».
О субах (здесь – областях) Дуло, Тугар или Булгар и Чирши, а также о прошлом населявших их булгарах-баджанаках (печенегах) и булгарах-калайцах (смешанных печенежско-торкских групп) нам многое хорошо известно благодаря известиям, которые мы подчерпнули в книге Сусара Тудара (Сусара Федорова, первого атамана донских казаков) «Дастан о баджанакских эмирах Булгара». Этот Сусар Тудар, улугбек (губернатор) Тугар-Субы, был потомком булгарского эмира Куры, брата последнего хакана Хазар-Булгара (Хазарии) Биш-Араба (1013г.). Кура владел улусом в Маджаде или Маджара-Субе и, когда держава Биш-Араба разделилась (на Киевскую Русь, Новгородскую республику и Волжскую Булгарию), бежал с частью своих баджанаков в Кара-Бурджан (Дунайскую Болгарию) и там основал субу Тырна (Тырново). Сын Куры-Тырна был убит урумцами («византийцами») и помогавшими им Дугаром (губернатором Волжско-Булгарской провинции Саксин) и Буняком (Волжско-Булгарским эмиром) в 1091г. Сыном Тырны был Хурса, его сыном – Бурджа, его сыном – Уджа, его сыном – Чишма, его сыном – Джалы. Сын Джалы Курджалы и часть его людей с разрешения Беркая (хана Беркеса), вернулись на Шир (Дон) и полученную от него субу назвали Булгар-Суба. Но ненавистник имени булгар, исчадие ада Манкай-Тимер (хан Менгу-Тимур), велел Булгар-Субу называть Тугар-Субой, не зная, что «тугар» – это форма названия «булгар». Так у этой субы появилось сразу два названия.
Сыном Курджалы был Байдар, его сыном — Тудар, его сыном — Бегиш («Бегич» в русских источниках, убитый в битве на реке Воже в 1378г.), его сыновьями — Чаллыбей и Булат. Чаллыбей, будучи губернатором Булгар-Субы, присоединился к Мамаю и погиб на левом крыле его войска в Саснакской битве. Все другие потомки Курджалы были также улугбеками (губернаторами Тугар-Субы). Булат, по воле Тохтамыша, стал следующим — после Чаллыбея — губернатором Тугар-Субы. Он имел двух известных сыновей — Бегиша, бывшего эмиром Улуг-Мохаммеда, и Булата. Сыном Булата был Кыргар, его сыном — Аджар, его сыном — Сусар или Карт-Сусар, его сыном — Тудар, его сыном — эмир Сусар, написавший «Дастан о баджанакских эмирах Булгара», его сыном — Маджар, его сыном — Жабык (казацкий атаман Епиха Родилов русских источников)».
Сусар Тудар пишет в своём сочинении 1595г. следующее: «Сарайский ага-папаз (епископ) Арджан, любивший называть себя и «хазарским ага-папазом» добился разрешения в случае нужды обращаться за помощью прямо к тугарским улугбекам — настолько ага-папазы (Сарая) доверяли роду Курджалы, поговаривали, что Курджалы был не то кряшеном (православным), не то худоярцем (богумилом), но из благодарности к Биркаю принял ислам. Его сын и внук были язычниками, а Бегиш ревностным мусульманином. Потомки Бегиша по линии Булата также были мусульманами, но народу были известны под своими языческими прозвищами. Но Сусар, сын Аджара, возмущённый нападениями узбеков (Большой Орды), принял кряшенство, и его потомки уже были кряшенами, хотя продолжали носить булгарские имена, как и большинство чиркесов или казаков. Постепенно среди чиркесов стали преобладать ульчии, т.е. простые люди с агильским («славянским») языком, но ульчии старались показать себя булгарами и поэтому назывались булгарскими именами.
Соседняя с Тугар-Субой булгарская суба называлась Чирши-Суба («Елецкое княжество» русских источников) и находилось под властью также баджанакско-булгарских улугбеков из рода эмира Бунека («печенежско-половецкий князь Боняк» русских источников, жил в XI-XII вв.). У Бунека был сын Турай. Сыном Турая был Алай, его сыном — Бунан или Бунай , его сыном — Сабанчек, его сыном — Казанчек, его сыном — Биркай, его сыном — Хонджак (Кончак, ордынский посол в Русь 1319г.), его сыном — Сарайбек, его сыном — Каурбек Джурги («Юрий Елецкий» русских источников), его сыном — Азман, женившийся на дочери Булата Тугарского Джамиле. Сыном Азмана и Джамили был Булат Чирши. Его сыновьями были Миртек и Бунай или Бунан. Бунай принял кряшенство и перешел на службу кисанскому (рязанскому) беку. Сыном Миртека был Сары, сын Сары — Азман или Сары-Азман, его сын — Ширмак или Шах-Маран, его сын — Астабан (это старинное булгарское имя передавалось русскими источниками в форме «Степан»), его сыном — Савмак Чирши (Смага Стапанов Чершенский, атаман донских казаков русских источников). Большинство баджанаков Тугар-Субы были бахрийцами, прозванными так потому, что слово «булгар» произносили в форме «бахра» или «похра». Другие баджанаки и калайцы (объединение баджанаков и торков) произносят слово «булгар» и в таких формах: «бугур», «бугар», «бухар», «бигар», «бихар», «бугра», «бугри», «бугэр», «угэр», «угра» или «укра», «олгер», «тугар» или «тохар».
О булгарах-бахрийцах рассказывают следующее. Оказывается, они некоторое время жили в области города Балтавар или Миробад (Полтава) и на реке Ака или Ряд (Ока). В 1120году искельский (киевский) бек Булымер Карак («Владимир Разбойник», т.е. Владимир II Мономах), осерчав на часть баджанаков и калайцев за их отказ принять кряшенство (православие), изгнал 100 тысяч баджанакских и калийских семей из северной части Миробада, Бэр-Салы (Переяславля Русского). Воспользовавшись этим, сын Булымера Карака Джурги пригласил 50 тысяч семей баджанаков и калайцев в свое владение Балын , или Кортджак (Суздальщина, Северо-Восточная Русь) и расселил их между реками Мосха-Уба (Москва) и Ака, или Ряд (Ока), эту область булгары-переселенцы назвали Зэбэе-Йорт («Дом Сабанов»), ибо все булгары-баджанаки любят называть себя Зэбэн или Сабан, и басна, или башняк. Все реки этой области булгары-баджанаки назвали привычными для своего булгарского наречия словами: «Кара», т.е. «красивая, солнечная», «Сэбэр» (Северка), «Лапас», «Бахра» (Пахра), т.е. «Булгарская».
Булгары-бахрийцы составили основу балынской (суздальской) конницы и построили в Зэбэн, или Сабан-Йортэ (к югу от Москвы), следующие города: Балбал (Столбовая), Байдуло (Подольск), Сербик (Серпухов), Барын (?), Зэбэн-Йорт (Звенигород), Сэбэр на реке Сэбэр (?), Куллама (Коломна), Лапас на реке Лапас.
Из Балынской (Суздальской) Булгарии на юг вели две дороги: Балская («столповая», т.к. «балбал» значит «столп, памятник, скульптура»), которая в начале шла к Ширу (Дону), затем вдоль его берега и заканчивалась в Сарычи не (Волгограде), и Морайская (Муравский шлях), которая шла к Балтавару (Полтаве), а от него – в Джалду (Крым).
Предком биев (вождей, предворителей) бахрийцев-иллакцев, поселенных Джурги в Сабан-Йорте был Кургут-деде, или Кургутай, предком биев кубанцев или казанлы – Зиязи или Гиязи, предков биев харкайцев или джалматцев – Куштай или Куштан, предком биев ярдимцев или санджарцев – Аудан или Яучы, предком карабаев или агаджирцев – Кадим, предком биев кавылов или барсылов – Чура, предков биев сабан-булгашей – Мадан, предком биев ссоры-колпаков или кумыков – Абай.
В то время, когда баджанаки поселились в Балыне, их бием был бахрийский бий Сербик, в честь которого был назван их главный там город Сербик (Серпухов). Балынские булгары-урусы включили баджанакских переселенцев в свое сословие – главное в Кортджаке (Северо-Восточная Русь): ведь и урусы, и баджанаки, и алан-хазары происходят из одного алан-барсылского корня. Бий балынских урусов Яглы отдал свою дочь в жены сыну Сербика Дуло, или Бай-Дуло. Надо отметить, что этим именем, т.е. «байдуло», любили называться все баджанаки. Сыном Бай-Дуло был Яглы, его сыном – Тутай, его сыном – Сагай. Когда Джурги Безумный (Юрий Всеволодович) в 1237 г. велел Сагаю без боя сдать татарам Сабан-Йорт (юг Московской области) и уехал в крепость Амат (на реке Сити), то Сагай разгневанный таким позорным приказом, ушел с частью своих бахрийцев из Балына на место Тугар-Субы. Повстречавшийся им на пути хакан Биркай (хан Беркэ) добился для них разрешения на жительство в этих местах. Чуть позднее сюда же прибыли баджанаки моего предка (об этом пишет Сусар Тудар или «Сусар Федоров») Курджалы. Сагай с одной частью бахрийцев подчинился Курджалы, но старший сын Сагая Майкы-бий решил основать собственное владение и с другой частью булгар-бахрийцев, с разрешения Беркая, переселился за Булгари-Идель (Волгу) и основал там огромный бейлик Бахри-Иллак-Суба или просто Иллак-Суба с главными городами Яр-Булгар и Урга-Булгар. Беркай став султаном (правителем Орды), даровал Майкы-бию и его потомкам титул «эмир» и право управлять Иллак-Субой на вечные времена (приписка Юсуфа аль-Булгари: «сыном Майкы-бия был Иллак-бий, его сыном Булджак, его сыном – Булгар, имевший двух известных сыновей – Яглы-бая и Каратабана или Кара-Газиза, женатого на дочери Ахмад-Шейха. Яглы-бай пал в 1395 г. в сражении с Аксак-Тимером смертью героя, а Каратабана с частью его бахрийцев изгнали из его субы (владения) Идигай (Идегей) и Тимер-Кутлу («хан Тимур-Кутлуй») – за поддержку ими султана Каерчета. Каратабан тогда укрылся – с разрешения Бахта-Мохаммеда – в Чулманской (Камской) Булгарии. Сын Каратабана Ахмад-Шейх некоторое время пребывал на реке Миуз (Миасс, правый приток урало-сибирской реки Исеть), а потом перебрался поближе к отцу, на реку Иректай (в Башкортостане) и получил прозвище «Иректай». Рядом с Каратабаном всегда был его друг Абдал, сын эмира Газана. Ахмад-Шейх женился на дочери эмира Абдала, и она родила ему сына Абдал-бия. Сыном Абдал-бия был Чулман, его сыном – Кылман, его сыном – Дурмэн, его сыном – Худайкул, его сыном – Худаяр, его сыном – Давлетьяр, его сыном – Давлетбай, его сыном – Исанхан, его сыном – Барак. У его сына Киека, верного друга Карасакала (последнего эмира Булгарского царства или Кичи-Булгара; правил в 1739-1740 гг.) есть сын Шариф (правнуком Шарифа был крупнейший булгарский поэт XIX в. Гали Чокрый, живший в 1826-1889 гг.). Потомок Майкы-бия Яглы-бий стал героем битвы с Мамаем у холма Бикташ (Мамаев курган) возле Сарычына (Волгограда), где Яглы-бий своим отважным натиском рассек воинство Мамая на две части – Мамаеву и Багунскую – и заставил их отступить. За этот подвиг Яглы-бай получил от Тохтамыша почетный титул «бахадира».
Если в Дуло-Субе (Тульском крае) преобладают булгары-булгаши, в Тугар-Субе – бахрийцы, то в Чыршы-Субе – булгары-казанлы. Одна часть из них правоверные (мусульмане), другая – кряшены (православные), третьи – язычники, но все эти три части булгар-баджанаков не забывают старых булгарских обычаев. Один из таких обычаев – праздник Кавэстуй, отмечающийся в месяце кавэс (ноябрь). В этот день, в память об общем предке всех баджанаков – царе Газан-Булгаре, спасенным алп-бикой (женский дух) Умай-биче («Госпожа-Лебедь»), или Кумай-биче, булгары-воины надевают на себя связки крыльев забитых белых гусей, просят Умай-биче защитить их и помочь им в грядущих сражениях, устраивают в честь Умай-биче пиры, танцы и игры. В игре «Кангалас» («Гусиный Царь», «Лебедь») одна часть детей берется за руки и перегораживает майда (площадка состязаний, игр, встреч), а другая с криком «Кангала!», «Кангала!» пытается с разбега, корпусом, расцепить руки «противников» и пробиться через их ряды (русская игра «Гуси-лебеди»), в это же время парни, разделившись на группы, устраивали рукопашные бои.
Несмотря на близость и родственность наших баджанакских племен и родов, между нами случались стычки. Но я (т.е. Сусар Тудар) не позволял, чтобы недовольство друг другом перерастало в ненависть. В 1437 г. и Тугар-Суба и Чершы-Суба вошли в состав Казанско-Булгарского царства валиэмир-сенда Жабик-Мохаммеда (Ябык-Мохаммед, 1437-1469 гг.). В том же году мой предок Аджар и улугбек Чыршы-Субы Булат Чыршы сообща помогли Улуг-Мохаммеду присоединить бейлик Бел-Суба (Белев) к Казан-Булгару (Казанско-Булгарское царство, существовало в 1437-1552 гг., после потери Казани в 1552 г. стало называться просто Булгарским царством или Кичи-Булгаром). Но нажим на наши субы узбеков («Большой Орды») заставил Аджара и Булата объявить свои субы (владения) казацкими (т.е. «свободными»). После 1465 г. Чыршы-Суба осталась кара-андашем (зависимым союзником) Казан-Булгара, а Тугар-Суба предпочла стать ак-андашем (независимым союзником) Болын-Уруса (Московской Руси). Дело в том, что Чыршы-Субе помогали кисанцы (рязанцы), их старые союзники, а тугарцы могли рассчитывать только на помощь Мосхи (Москвы). Кроме того, улугбека Аджара не устраивало то, что в 1465 г. Жабик-Мохаммед присвоил себе право казанских царей выдавать ярлыки ширским (донским) губернаторам.
В 1551 г. мой тесть эмир Алтыш Нарык со своим Сэмбэрским (Симбирским) илем (областью, провинцией) отделился от Казан-Булгара (Казанско-Булгарского царства) и присоединился на правах кара-андаша (зависимого союзника имеющего право разорвать союз) к Болын-Урусу (Московская Русь), а меня попросил помочь ему и не допустить нападения на него улугбека (губернатора) Чыршы-Субы Сары-Азмана, подчинявшегося Ашрафидам (булгарская династия владевшая Казанско-Булгарским царством). А надо сказать, что эмирам Чыршы-Субы Ашрафиды с 1465 г. подчинили улугбеков Турай-Субы (Воронежские земли вокруг Воронежа), Тук-Субы (земли между Доном и нижним Хопром), Тук-Субы (левобережье Дона между низовьями Битюга и Хопра) и Малик-Субы (территория между низовьями Хопра и Волги), а Нарыком – улугбеков Улуг-Буртаса (правобережье Волги от Камышина до Вольска), Нуршады («Наручадь») и Агаджира (бассейн реки Вороны и Верхнего Хопра). По просьбе Ашрафидов дед Сары-Азмана Миртек нападал на Тугар-Субу и пытался подчинить Казани и нас, и Одуй иле (Одоевскую область) для установления непосредственной связи с Артаном (Литвой). Сам же Сары-Азман по просьбам Ашрафидов, неоднократно нападал и на Тугар-Субу, и Озак (Озов), и Ас-Тархан (Астрахань), свергал неугодных Казани астраханских султанов (астраханских ханов) и ставил на их место угодных. Чтобы противостоять этим нападениям, Аджар и все его потомки, включая меня, подчиняли себе отколовшихся от Казанско-Булгарского царства улугбеков (губернаторов) Эльбир-Субы (правобережье Дона от Богучара до Великой Донской Луки), Айдар-Субы (территория между средним и нижним Айдаром, между правыми берегами нижнего Северского Донца и нижнего Дона) и Оскал-Субы (междуречья Оскола и Среднего Дона, Оскола и Средне-Нижнего Айдара). Эти губернии, основательно разоренные узбеками (Большой Ордой), считались неспокойными местами и после гибели Кара-Узбек-Субы («Черно-Узбекская Орда», «Большая Орда», погибшая в 1552 г.), иби-нугаи (кочевые булгары Прикаспия) через зависимую от них Яр-Субу (территория от Волго-Донской Переволоки до Сала и до линии Чилгир-Привольный-Волжско-Никольское), постоянно нападали на их территорию. Во многих наших делах тугарским эмирам помогали потомки Тайги, старшего сына Сагая. В то время, когда младший сын Сагая Макы-бий пошел в Бахри-Иллак, Тайга-бий с частью своих людей обосновался в области Чаллы-Булгар (Белгород). Сыном Тайги был Бурай, его сыном – Далай, его сыном – Бек-Мансур, чья дочь стала женой эмира Мамая и матерью Мансура Хасани. Сыном Бек-Мансура был знаменитый атаман канильских черкесов (украинских казаков) Сабан Халджа, его сыном – Астабан («Степан»), его сыном – Караман, женившийся на дочери Азмана. Сыном Карамана был Азман, его сыном – Сагайдаш, потомки которого звались «Сагайдашами». Сыном Сагайдаша был Куштан, чья дочь стала женой Глуш-Идельского (Трансильванского, Семиградского) эмира Астабана и матерью Астабана Батыра (Стефана Батория), эмира Байлака (короля Польши). Сестра Остабана стала женой Куштана и родила ему сына Ботыра Бояндура. Сын Ботыра Бояндура Сагайдашского – Канджан (украинец) – приезжал к нам на переговоры о Чаллы-Булгаре (Белгороде) со своим юным сыном Батыром (Петр Сагайдачный, гетман украинских казаков). Атаман Батыр-Баяндур по просьбе Артанского эмира (литовского великого князя) в 1550г. стал наводить порядок в кинельской (украинской) субе чиркесов, и тогда многие кинельские казаки из ульчийцев (из «черных» и «славяноязычных» людей) бежали в балын-урусам (московским русам) и стали служить им. Эти ульчийские казаки стали нашими опасными соседями, ибо улубий Аладжа (Иван IV Грозный) поселил их возле Дуло.
После того, как Алтыш попросил меня помочь ему, и Аладжа предложил мне поучаствовать в его походе на Казан (Казань) в обмен на поставки продовольствия, тканей, оружия и пороха. Мои чиркесы (чиркесами называли только булгарских казаков, а «казаками» — вообще любых казаков) пообносились и голодали, ибо год (1551) был неурожайным, но я все не решался, зная о жестокости балынских (московских) войн. Не дожидаясь моего согласия, Аладжа прислал в Баджанак (столица Тугар-Субы, ныне село Колпны на реке Сосне) 10 караванов с товарами, чем расположил к себе даже моих суровых чиркесов. В Нардуган (булгарский месяц декабрь и одновременно зимний новый год, 23-25 декабря) к Баджанаку подошел Сары-Азман в надежде чем-нибудь поживиться, но, увидев нашу крепость на ледяной круче, предпочел вступить в переговоры. Я дал ему часть своих вещей, запасов продовольствия и пороха, и чиршийцы вернулись к себе. Но в месяц джиен (июнь) 1552г., когда Баджанак внезапно атаковали джалдайцы (крымцы), Сары-Азман пришел к ним на помощь, правда, чиршийцы не особенно усердствовали, и джалдайцам приходилось идти к нашим стенам одним, но я и мои бахри-булгары (бахрийские булгары) сильно осерчали на чиршийцев и со стен пообещали им «припомнить все». Имея всего в достатке, мои бахрийцы легко отбили все приступы и с суши, и с другого берега Саснака (Сосны) и положили с 2 тысячи джалдайцев, а сами потеряли 15 чиркесов.
Видя, что взять Баджанак им не удастся, джалдайцы захватили в окрестных аулах тысячи три бахрийских ульчийцев и ушли с ними в Джалду (Крым). Узнав от пленных джалдайцев о том, что Кул-Ашараф (глава Казанско-Булгарского царства) в своем послании просил их мырзу (мурзу) Тимера-Ширина помочь чиршийцам искоренить тугарских бахрийцев, я решил помочь балынцам (москвитянам). По моим расчетам, в борьбе против джалдайцев и чиршийцев бахрийцы смогли бы продержаться лет пять, а против балынцев — еще лет тридцать. Посланец Аладжи бояр Абу-Анас (Афанасий) говорил со мной нагло, а когда увидел, что я от обиды собираюсь отказаться от участия в походе, закричал: «Что же мне тебя на аркане, что ли, тащить за собой?!» Я велел передать Аладже, что пойду в поход, но с другим бояром… В ответ Аладжа прислал бояра Питряя с тремя тысячами балынцев и четырмя тысячами артамышцев (мордовских булгар), а также извинения за недостойное поведение Абу-Анаса. Питряй со своими и я с шестью тысячами бахрийцев пошли к Кибен-Заю (Пенза) через Чиршу (Елец), Яучи (Липецк), Леубат (Шехмань), Ышна (Тамбов), Йозек (чуть южнее Бондарей), Буртас-Сэмбэр (Чембар Белинский) и Купэр (в верховье Хопра) по старой Хорыс-юлы («Дороге Солнца», пути из Булгара в Киев).
Когда мы подошли в Чирши и осадили столицу «синекафтанников» (прозвище булгар-казанлыйцев), то оставленный в нем Сары-Азманом бояр (старший дружинник, казачий полковник, старшина) Чуртан («щука») тут вступил со мной в переговоры. Он сообщил мне, что Сары-Азман со своим сыном Ширмаком и пятью тысячами казанлыйцев ушел на помощь Казани и что он из-за малого числа его бойцов и страха за жизнь большого числа женщин, детей и грудного сына Ширмака Астабана (Степана) город защищать не будет. Я велел ему оставаться в Чирши, но членов семьи Ширмака отправил в качестве заложников к себе (в Баджанак). Сопровождаемые чиршийским мураем («мурай» или «бурай» — эскадрон, около пятисот всадников) брата Чуртана Ямака или Чумака, мы в десять дней проследовали через поля и между лесов от Чирши до Кибен-Зая (Пензы). Ямак сразу сообщил мне, что бий нугаев (кочевых булгар) Измаил стал на сторону балынского улубия (московского великого князя) и пригрозил соседям нападением в случае перехода их на сторону Казани. Он даже вторгся из Яр-Субы в Малик-Субу и Агаджир (Малик-Суба, центральная часть современной Волгоградской области, простиралась от Камышинско-Волгоградского берега Волги до левого берега Нижнего Хопра и Великой Донской Луки; Агаджир простирался от среднего течения Рудни до Верхнего Битюга) и осадил в Барсыле (столице Агаджира) улугбека Агаджира Дан-бека, но проходивший поблизости Сары-Азман неожиданно напал на него и заставил убраться аж за Булгари-Идель (Волгу). Но я все равно велел своим и Питряю держаться настороже и разъезжать большими группами… Да у всех балынцев (москвичей) плохо с дисциплиной, и не менее трехсот их людей, отъехав по 5-6 и даже менее человек по разным делам, не вернулись назад. Кроме этого, мы оставили по пути на излечение у казанских чиркесов до пятисот хворых и увечных, из которых только пять были моими. Я неустанно наставлял погрязших в грязи балынцев (москвичей) следить за чистотой тела и продуктов, но мало преуспел в этом. От Кибен-Зая мурай Ямака двинулся в обратный путь: по слухам, разъезды Алтыша Нарыка добирались до окрестностей этого балика (городка)…За пять дней мы проехали от Кибен-Зая до места впадения Барыша в Суру, где нас встретил булюк (полк) бека (князя) Курбата (Андрея Курбского), высланный улубием Джаном (Иваном Грозным) нам на встречу… В пятый день месяца сырпына (5 августа 1552г.; от булгарского «сырпын» произошло «славянское» название «серпень») мой булюк соединился с войском улубия Джана Аладжи (Ивана Грозного). Перед нашим прибытием хинский (волжско-булгарский) бек Салавыч, сын Абайды аль-Буави (Буинец), весьма влиятельный в Горной Булгарии, организовал собственную Буинскую армию из 10 тысяч курмышей (феодально зависимых крестьян) и попытался разгромить Джан-Калу (Свияжск), но во время осады на помощь чуртанцам (свияжцам) прибыла балынская армия и с трудом оттеснила буинцев от этой крепости. При этом пало 4 тысячи балынцев во главе с одним балынским беком. Салавыч происходит из известного баджанакского рода Бурибаш или Курбаш, по-баджанакски Курбой, и, как мне рассказали, мечтает встретиться и поразить в бою балынского бека Курбата (Курбского), которого считает изменником своего рода. Когда после разгрома Бунека (вождя печенегов, XI-XIIвв.) одна часть рода Бурибаш осталась в степи, а другая, во главе с Абаем, ушла в Ак-Булгар, то третья часть, во главе с Тударом Курбашем, бежала в Балын (Суздальщину) и положила начало ветви Курбатов (Курбских князей).
Перед походным троном Аладжи я слез с коня и приветствовал улубия по-булгарски: прижал правую руку к груди и кивнул ему головой, не снимая своей высокой булгарской шапки. Я увидел, как удивились этому приветствию его бояры, которые распростерлись перед ним как во время молитвы Богу. Аладжа был обрадован нашим прибытием, и мы с ним проехали перед его воинством, причем его глашатаи представляли меня «булгарским королем». Балынские воины двигались по балынскому обычаю тесными рядами тремя колонами, расстояние между которыми не превышало четверти дня: ведь балынские улубии боялись отпускать далеко от себя свои отряды из-за страха перед возможными изменами и нападениями неприятеля. Когда мой булюк подъехал к Джан-Кале (Иван-Городу, Свияжску) для подготовки переправы, я повстречал на берегу атамана канильских (украинских) казаков-ульчийцев Куреша. Он рассказал мне, что с 5 тысяч его казаков были посажены балынцами на корабли и в жестокой схватке потопили весь казанский флот. Но при этом погибло 3 тысячи ульчийских казаков, полагавших, что казанцы – это подобие узийцев (турок), и неожиданно встретивших яростное сопротивление 2 тысяч булгарских матросов. Ульчийцы были потрясены потерями и говорили: «Знай мы, что казанцы – не узийцы, то не пошли бы на них». Куреш также сообщил мне, что берега Кара-Иделя («Черный Идель» – Волга до впадения в нее Камы) от Джуна (Нижний Новгород) до Джан-Калы (Свияжск) совершенно пусты, и они на пути к Чуртану (булгарское название Свияжска – по имени булгарского городка, который был на месте Свияжска) едва не умерли с голоду. Пришлось им разграбить несколько джунских (нижегородских) аулов (селений). Я спросил: «А разве нет на этом пути балынских крепостей?» Куреш ответил, что была одна – Васылкатау («Васильсурск»), но ее несколько раз до тла сжигали казанцы и до сих пор балынцы ее не восстановили. А комендант Лачык-Уба (Лыскова) принял их за булгар и отогнал выстрелами из пушек и мылтыков (ружей). В 14-й день месяца сырпына (14 августа 1552 г.) мой булюк (полк), четыре буртасских мурая (2 тысячи конников) Алтыша и тысяча рязанских стрелков Питряя первыми переправились через Кара-Идель (Волгу) у Бурата (Зеленодольска), но с большим трудом преодолели, двигаясь по крутым лесистым холмам, только половину пути до Казани. Только в 15-й день месяца сырпына (15 августа 1552 г.) мы вышли через разгромленую ульчийскими казаками Биш-Балту (пригород Казани) к Бак-Халдже (Царский Луг, луг между устьем Казанки и Кабан-Булаком, протокой, соединявшей озеро Дальний Кабан с Волгой), и соединились с пребывшими туда перед нами казаками Куреша и Ермака (Ермака Тимофеевича). Ермак, имевший 7 тысяч канильских казаков-ульчийцев, был настоящим кровавым разбойником. Вначале он служил Нарыкам, потом стал служить Сары-Озману, Кыр-эмиру (верховный донских губерний Казанско-Булгарского царства) и улугбеку Чыршы-Субы (в основном, территория современной Липецкой области). Вместе с Соры-Озманом Ермак ходил на Астархань, нугаев, Азак (Азов), Кан-Мардан (Муром) и на другие места – и везде наводил такой ужас, что люди при вести о движении к ним Сары-Озмана с Ермаком тут же спешили сдаться.
Но однажды Сары-Азман дал Ермаку сжечь один из моих аулов (село), и тот, будучи обиженным, прибился к Аладже (Иван IV). Аладже, любителю кровавых зрелищ и дел, этот разбойник пришелся по вкусу, и он позволял ему даже бесчинствовать на балынской (Московской) земле. С Курешем Ермак держался высокомерно и не только отказывался признавать его старшинство, но и вредил ему при каждом удобном случае. Из-за этого Курэш относился к нему крайне враждебно. Узнав о том, что Куреш хочет взять Биш-Балтавар, или Биш-Балту, без боя, Ермак нарочно взял этот балик (здесь – пригород) приступом и основательно его разгромил. Пришлось казакам Куреша, которые рассчитывали с удобством разместиться в Биш-Балте, ночевать под открытым небом. Защищать Биш-Балту казанцы поручили казакам Сары-Азмана, но тот должен был срочно уехать в Алат на переговоры с засевшими там булгарскими казанчиями (аристократами, отказавшимся помогать Казани), и Ермак бился с сыном Сары-Азмана Ширмаком. Вскоре Сары-Азман вернулся и, узнав о случившемся, решил проучить Ермака. Когда Ермак самонадеянно высадился в Урта-Бак-Халдже (ныне современный речной вокзал), то Курэш не поддержал его, и казаки Сары-Азмана перебили 3 тысячи ермаковских казаков. Остатки ермаковцев едва смогли убежать обратно на свои корабли. После такого позора Ермак поубавил свою прыть и смиренно назвал приплывшего с опозданием Куреша «батаем» («Батькой»). Довольный Куреш велел Ермаку войти по Кабан-Булаку в Халджийские или Кабанские озера и погромить Касимовский балик (район или пригород) Казани. Тот сделал это. Сары-Азман, узнав о нападении на Касимовской балик, отошел туда, и Куреш смог закрепиться в Урта-Бак-Халдже. К нему прибыли еще 2 тысячи ульчийских казаков, и он вновь стал чувствовать себя достаточно уверенно. Он сказал мне, что эти новоприбывшие ульчийские казаки были направлены артанским (литовским) эмиром в набег на Балын, но перешли на сторону кортджакцев (москвитян). Они вначале вели себя разнузданно, и Куреш подчинил их только после того, как утопил в кулях их атамана Пана и нескольких бояр (полковников, старшин). Позднее Куреш, происходивший из булгарского баджанакского рода Джанай, принял кряшенство (православие) и стал называться «Васыл Джанай» (Василий Янов).
Захваченный Курешем чиршийский (Елецкий) чиркес рассказал, что алатские казанчии (булгарские аристократы, укрывшиеся в заказанском городе Алат) отказались помочь Казани. Когда я передал это сообщение Аладже, то он так обрадовался, что повелел щедро наградить Куреша. Впоследствии, я узнал, что Сары-Азман, вернувшись из Алата в Казань, предложил Кул-Ашрафу вывести из города большинство жителей по причине безжалостного обращения балынцев (москвитян) с беззащитными людьми. Казы-Эмир («казы-эмир», «сеид-эмир», «сеид-вэлиэмир» – титулы правителей Казанско-Булгарского царства из династии Ашрафидов, в том числе и Кул-Ашрафа) вначале не хотел отпускать жителей, но после указания Сары-Азмана на нехватку продовольствия, согласился на вывод части горожан. В день, когда балынцы (москвитяне) завершали полное окружение Казани (23 августа 1552г.), Сары-Азман успел вывести из Казани в безопасное место 10 тысяч Ак-Булгар (Волжских булгар). Этот вывод происходил на глазах балынцев из ворот Урта-Арча (средняя Арская башня) на холме Арча кыры и кортджакцы (Москвитяне) пытались помешать этому, но 5 тысяч конных чиркесов Сары-Азмана отбили балынцев от холма и увели горожан в Иске-Арча, или Эчке-Казан, («Старый Арск», или «Внутренняя Казань», булгарский город в 46 км. от Казани).
А в тот день (2 октября 1552г.), когда балынцам удалось– таки ворваться в Казань и взять эту великолепную столицу Казанско-Булгарского царства, эмир Булат Бухараи и Мулла-Телеш смогли вывести из Казани более 2 тысяч воинов гарнизона и несколько тысяч горожан. Прорвавшиеся тогда к столице с севера эмиры Япанчи и Сары-Азмана помогли пяти тысячам горожан. В этом эмирам помогли 4 тысячи примкнувших к ним субашей (крестьяне Горной стороны, взятые в русское войско). Таким образом, Сары-Азман спас в общей сложности 15 тысяч казанцев и сделался святым в глазах булгар. При дворе Сары-Азмана давно уже звали Сары-Бахадир. Это почетное звание он получил за свои подвиги в Хазаре (так иногда называли земли между Доном, Нижней Волгой и Кавказом). Подобно отцу своему, Сары, который в 1504 году – вместе с Мал-Нарыком утвердил в Ас-Тархане султана Кучак – Улана Джанибека, сына узбекского султана Ахмада, внука Халика. Сары-Азман утвердил в Ас-Тархане султанов: Касима – в 1528 году, Абдрахмана — в 1533 и 1539 годах, Ак-Кебека – в 1545 году, а кроме этого, свергал неугодных Казани султанов: Ак-Кебека, ставленника Азака (можно понимать и как Азова, и как Турции) – в 1533 году, Шейх-Хайдара, ставленника партии смутьянов его сына Дервиш-Гали – в 1539 году, Абдрахмана, вздумавшего склониться на сторону Азака – в 1545 году. Чтобы утихомиривать Азак, Сари-Бахадиру приходилось совершать нападения на него. Однажды он это сделал вместе со мной, и эта война была для меня великой наукой. Не имея возможности прямо действовать против султана Ямгурчи – из-за нежелания Казани раздражать его джалдайских (крымских) и азакских (турецких) покровителей – Сары-Азман совершил несколько нападений на астраханские корабли и товарами, взял ту дань, которую Ямгурчи отказывался давать Казани. Точно также Сары-Бахадир отнимал товары у людей Юсуфа, когда этот нугайский (ногайский) бий отказывался помогать Казани и платить за выпас скота. Народ же дал Сары-Азману еще более почетное имя – «Ак-Сарыбай» («Святой Сары-Господин»).
Улубий Джан (Иван IV) поставил нас в тылу балынцев (москвичей), занявших посад Сыбчи («Ямскую слободу»), и доверил нам охрану своего лагеря в Дымлау с запада. С того места, где мы стояли, была хорошо видна часть города (Казани) за Булаком, впадающим в Казан-су (Казанку) под высокой башней Су-Манара. На Богылтау ясно различались дворы сеид-эмира Казан-Булгара (Казанско-Булгарского царства) и царя Казанского иля (области), который балынцы называют «Казанским царством». При въезде в Царский двор возвышалась башня Сюембики, которую построил для нее ее муж – царь Джан-Гали. Между дворами стояли тогда 5 мечетей и несколько мавзолеев, в которые клались капчеги (саркофаги) умерших эмиров и султанов. Буджанаки (печенеги), в отличие от других булгарских племен, не смогли объединиться и сражались теперь под Казанью».
Итак, и в 1380г., и позднее, основу московской и булгарской конницы составляли потомки булгар-кочевников (печенегов, торков, кыпчаков, половцев и др.), а московские и булгарские правители и аристократы были их близкими родственниками и помнили об этом.
Какая уж тут «война миров»?!
Когда мы выявляли детали Куликовской битвы, появилась ещё одна проблема, которую необходимо решить. Это проблема родства связей и взаимовлияний булгарской и московско-русской культур. До эпохи Ивана III последняя ветвь развивалась как ветвь совместной евразийской булгаро-русской культуры, ведшей своё начало с незапамятных времён. (См., например, статью Ю.К.Бегунова «Булгары и русы в древности» в настоящем Сборнике). Однако Иван III и Василий III стали отделять русскую культуру от единого булгаро-русского древа, о котором говорилось ещё в «Слове о полку Игореве» и его булгарском источнике. (См. совместную статью Ю.К.Бегунова и Ф.Г.-Х.Нурутдинова о «Слове о полку Игореве» в настоящем Сборнике). При Елене Глинской и Иване IV связь московско-русской ветви древа со стволом как будто бы частично восстановилась. Так крупнейший памятник третьей четверти XVI в. «Казанская история» попа Ивана Глазатого был написан под сильным влиянием булгарских летописей и местного фольклора. Но при этом Русская идея, идея процветания и господства Московского царства над всем превалировала. Но в эпоху Бориса Годунова под влиянием Московского патриархата произошёл полный отрыв московско-русской великорусской культуры от прежней булгарской, и после начала присоединения Сибири к России усилилось стремление к имперской идеи России под эгидой Романовых.
До сих пор исследователи не решались говорить о теме булгарского (евразийского) вклада Руси/России. Одно можно сказать точно: при разрыве исконной связи пострадало и живое и свободное русское слово, литература заменилась агиориторикой, нравоучениями, богословскими и политическими рассуждениями в духе теории «Москва — Третий Рим». Сравним «Высыл Галим тарихы» с древнерусской литературой того времени, которую один из авторов настоящей статьи (Ф.Г.-Х.Нурутдинов) называет «невыразительной». Как сообщается в «Нариман тарихы», «многое для своей летописи Высыл Галим взял из «Нарыг тарихы», т.е. летописи Нарыковых, вошедшей в состав «Нариман тарихы», которая начиналась сообщениями «Переяславской летописи» и изобиловала описаниями правителей (вроде тех, которые мы находим у В.Н. Татищева. – Ю.Б. и Ф.Н.) и рассказами об интересных случаях из их жизни. Такие же описания и рассказы были в летописи Васыла Галима.
Вот один из таких рассказов: «Когда маленького сына Васыла Галима – также Васыла (будущего Василия II – Ю.Б. и Ф.Н.) – впервые посадили на лошадь в присутствии войска и многих знатных людей, то мальчик попросил дать ему в руки боевой стяг. Васыл Галим был недоволен этим. Он мечтал увидеть сына учёным, а не воином. Кроме этого, улубий опасался, что мальчик не удержит стяга и упадёт с лошади. Поэтому Васыл Галим запретил передачу стяга сыну. Тогда маленький Васыл стал громко плакать и так разжалобил отца, что тот разрешил взять ему этот стяг. Мальчик едва не упал с тяжёлым стягом с лошади, но смог удержаться и засмеялся от счастья. Все присутствовавшие обрадовались: это был добрый знак. В память об этом маленькому Васылу дали прозвище «Урга», т.е. «Знамя».
Таким образом, свидетельства булгарских летописцев помогают нам, исследователям, увидеть следы летописи великого князя Московского Василия I Дмитриевича в том числе и в «Российской истории» В.Н. Татищева (1750г.), отдалённой на столетия от происшедших событий; замечательны в ней и портреты правителей, и уникальные сведения о прошлом булгарского народа в Средние века, когда Русь поднималась на борьбу за свои свободу и независимость в XIVв. для того, чтобы уцелеть и затем жить вечно.
Как видим, наш ответ на вопрос о том, была ли Куликовская битва, положительный. Он явился результатом кропотливой источниковедческой работы по выявлению не только всех характерных особенностей эпохи, но также проверкой сравнительной ценности русских и булгарских источников по взаимовлиянию московско-русской и булгарской истории, культуры, идеологии. Конечно, наша работа на этом не завершается, даже, можно сказать, что она ещё незавершённая и неполная из-за почти полной в прошлом неизученности почти запрещённых булгарских источников. Эта работа будет продолжаться молодыми исследователями, когда они найдут новые аутентичные источники, желательно на тюрки, которые уточнят и конкретизируют наши предварительные выводы. А пока мы можем со всей уверенностью утверждать, что Куликовская битва как таковая была, и она сыграла огромную роль в процессе становления и развития московско-русской, т.е. великорусской народности, цивилизации, государства и культуры Великой Руси на вечные времена.